Этот сайт носит некоммерческий характер. Использование каких бы то ни было материалов сайта в коммерческих целях без письменного разрешения авторов и/или редакции является нарушением юридических и этических норм.

Ну, а в театре мы в это время поставили еще один поэтический спектакль, который назывался «Пугачев». То есть мы дорвались до драматической поэмы Есенина «Пугачев». Причем именно «дорвались», потому что эту поэму уже собирались ставить раньше. И не кто-нибудь иной, а сам Мейерхольд, и не когда-нибудь, а когда был жив Есенин.

Ну, к сожалению... Есенин был такой человек, он... он был... кроме того, что он был прелестный, и... и... и... и... и... и... невероятно талантливый, он еще был ужасно упрямый, когда дело касалось его творчества. И вот он не позволял выбросить ни одной буквы, ни одной строчки, ни одной запятой из своей поэмы. Ну, и в конце концов они с Мейерхольдом расплевались, Есенин забрал поэму да ушел.

Ну, а мы бережно очень отнеслись к тексту поэмы, ничего не убрали, а наоборот — даже прибавили. И у нас... У нас в спектакле существуют интермедии двора... Вообще спектакль сделан удивительно.

Образ спектакля, вот, символ его, очень он простой и в то же время очень... нервирует так, берет за душу. Это такой помост из грубо струганных досок, который опускается вниз метров с четырех, от задника сцены до авансцены. Впереди стоит плаха, в нее воткнуты два топора. Иногда эта плаха накрывается золотой парчой — и топоры превращаются в подлокотники трона, и садится императрица, и начинает вести беседу, там, с представителями двора... А слева и справа вис... На сцене мы играем пятнадцать человек, мы по пояс обнаженные играем, босиком, в парусиновых таких штанах, с топорами отточенными. И цепь. Больше на сцене ничего нет. Вообще как-то, когда рядом... такое отточенное железо рядом с голым телом, это всегда так... [уф!] не очень приятно. Вот. Ну, а вообще этот бунт, он катится к плахе. Вот такой символ спектакля.

Он катится, катится недержимо к плахе. И время от времени втыкается топор в помост, и кто-то из нас... кого-то выхватывают из толпы, и он просто катится физически и голову кладет на плаху рядом с топорами.

Так это сделано, в такой условной манере — ну, не будешь же на самом деле отрубать головы на сцене. Уж глупо это, никто не поверит все равно.

Вот. Ну, и потом, висят две виселицы по бокам сцены. На эти виселицы вздергивают опять не людей, а одежду. [Ну,] значит, одежду дворянскую, когда восставшие одерживают верх, и одежду мужицкую, когда восставшие терпят поражение. И они так подплясывают в красном свету и на... как вот... лапти с э... этими... э... с рубахами и со штанами, они подплясывают, и тоже это очень так... будоражит.

Вот, а под левой виселицей — и колоколами, которые там есть; они все время звонят в набат, все время звенит набат, стоят три мужика, не примкнувших. Которые не знают — они ни к тем, ни к тем. И никак не могут разобраться: что ж, в конце концов, происходит? Кто против кого и за что? Ну, и так как они не понимают, то они, значит, как всегда на Руси, гадают на троих. Ну, и... Они даже такой... такие поют куплеты:

и это я для них написал вот эти вот самые тексты. Так что я еще приобщился к Есенину.

У нас много... многие люди пишут стихи и песни, многие пишут даже инсценировки в нашем театре, поэтому у нас так — так приживаются с трудом люди, но если уж прижились, то уже ничем не выгонишь. Вот, а потом, сейчас знаете как? У нас все местком решает и... Вот. Толь... По собственному желанию никто не уходит, одним словом.

Вот. Ну, что ж еще вам рассказать? Я в этом спектакле играю. Там есть очень много интересных вещей, которых не написал Есенин. Например, там есть хор плакальщиц. Это несколько женщин в черных одеждах поют удивительные тексты, которые мы нашли, тексты XVIII века, плачи настоящие. Ну, они действительно прекрасные. Есть ведь плачи на все случаи жизни, вернее, на все случаи смерти — э... на, там, убиенных в бою, умерших, безвременно погибших, и так далее, и так далее, по болезни, там, по... в бою, и все... И вот мы нашли такой плач, например... Э... счас.

Какой красивый текст, да? Вот, и даже, вроде, как будто бы Есенин сам написал.