В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,
помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник,
никто не проник,
Жило-поживало веселое горное, горное эхо.
Оно отзывалось на крик, человеческий крик.
Когда одиночество комом подкатит под горло,
под горло
И сдавленный крик еле слышно в обрыв упадет,
в обрыв упадет,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит — и бережно в руки своих донесет.
Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,
и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье —
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.
Всю ночь продолжалась кровавая, злая потеха,
потеха,
И эхо топтали — но звука никто не слыхал,
никто не слыхал!
К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо.
И брызнули слёзы, как камни, из раненых скал.
И брызнули слёзы, как камни, из раненых скал.
И брызнули камни, как слёзы, из раненых скал.