Я припоминаю неслыханно жаркий день, один из самых жарких дней 25 июля 1981 года. Год смерти Высоцкого. В этот день я попал на Таганку, на представление спектакля памяти Высоцкого.
Неслыханно жаркий день. Станция "Таганская" закрыта. Мрачный голос объявляет в динамик, что "Высадка на станции "Таганская" производится с "Таганской-радиальной"," то есть далеко.
Толпы идут, не понимая, в чем дело. Таганская площадь оцеплена гигантскими шеренгами милиции. Честь конвой и караул юбиляру.
Четыре или пять этапов контроля для тех, кто идет. Потому что, оказывается, огромное мастерство в подделывании и в создании нужных копий билетных было проявлено в эти дни.
Я долго стоял, наблюдал примерно сходную картину: идет группа ребят рабочих, студентов... Сначала ребята обходят цепь, ищут слабое звено прорваться нельзя ли? Быстро понимая, опытным глазом [окинув], что сегодня не прорвешься. Ничего. Они, собственно, даже на это не рассчитывали, тут же на площади кто-то достает магнитофон и начинает греметь музыка. И в какой-то момент, ближе к семи часам, площадь представляла собой такой ряд "клумб". Центр, обставленный людьми, вокруг него магнитофоны, исполняющие везде разные мелодии [Высоцкого]. Мне было неловко. Все-таки, конечно, я не мог не воспользоваться имевшимся у меня билетом. Но когда мы в одиннадцать часов вышли, картина была та же. Стемнело, но было видно: площадь по-прежнему оцеплена. По-прежнему эти десятки, уже сотни клумб. По-прежнему неслось... Причем, мне показалось, что некоторые из них так и стояли с семи часов, не меняясь.
[А в зале], когда всё кончилось, должен сказать, что я много в жизни был на разных представлениях и собраниях такой длинной овации я не слышал никогда. Причем, она была достойна Высоцкого. Понимаете, наверное, бывают овации длиннее в мире. Я могу себе представить на каком-нибудь очень популярном ансамбле... Но это связано с истерикой, с выкриками, с какими-то, так сказать, уже пароксизмами эмоций. Здесь нет.
Здесь были разные люди от И.С.Козловского до Марины Влади, от О.Ефремова до шефов театра из... Министерства иностранных дел, допустим.
Овация длилась, по-моему, минут семь. Люди как бы додавали Высоцкому те люди, которые редко бывали на его концертах. Высоцкому сильно аплодировали, но, как правило, эти люди бывали на его спектаклях [и] реже бывали на его концертах.
Эффект присутствия был поразительный. Он лишний раз напомнил... Это такая, понимаете, шаблонная фраза, что "люди не уходят", что "они остаются". Мы знаем они уходят. Но действительно остаются.
Я не умею объяснить, и написать, наверное, не сумею впервые в жизни я ощутил то, что человек остался в куда большей степени, чем когда-либо мы, я лично встречал в жизни. Он был в этом зале, и тут нет двух мнений. Эффект отсутствия в особой форме напоминал о вечном и постоянном присутствии.
И заканчивая свой разговор, а больше размышления вслух о Высоцком, я бы хотел сказать, что, конечно, его ждет большая судьба. Причем судьба непростая.
Сейчас огромное число людей рассказывает иногда правду, а очень часто выдуманно, искренне иногда выдуманно про свои отношения с Высоцким, про дружбу... Эта фигура обрастает легендами.
Как и должно быть.
Более того, я даже предсказываю, что за подъемом будет известный спад. И это, может быть, даже будет хорошо, потому что отойдут люди, настроенные, может быть... "Накипь".
Как было с Пушкиным? Когда Пушкин умер, то явилось несколько прекрасных, непосредственных художественных порывов. Лермонтов написал "Смерть поэта", Тютчев написал (правда, не опубликовал) "Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет". А потом о Пушкине... писали, конечно. Ну не то, что популярность его падала, но менялась. А левая молодежь там, Писарев даже считала, что ладно, прошедший век и т.д. Новых стихов замечательных о Пушкине не появлялось до XX века. Это что? Это отражает не просто "отсутствие поэтов", а отсутствие определенного общественного настроения [...]
Всякий мастер переживает первую жизнь, вторую, третью... [Высоцкому] предстоит большая и непростая жизнь. В каком-то смысле не менее сложная, чем та, которая была при его жизни.
Ну что ж, мы были его современниками при первой жизни, будем современниками второй, может быть третьей... Потому что история и мы связаны воедино я, собственно, оправдываю официальное название моего сегодняшнего разговора.
И Высоцкий есть исторический деятель. Никуда [от этого] не денешься. Нравится это, не нравится кому-либо. Это не имеет значения он есть. И этим сказано всё.