Почему Володя оказался с нами в тот вечер, я точно не помню. Но ведь он в то время снимался в Одессе: «Интервенция», «Служили два товарища», да и в «Опасных гастролях» мог начаться подготовительный период. Почему не играл в «Одном шансе из тысячи», хотя там была занята масса людей с Большого Каретного, — определенно сказать не могу. Очень может быть, дело в том, что Володя к тому времени уже вышел на собственную дорогу, и не всегда она совпадала с дорогами его старых товарищей... И не все было гладко во время наших съемок — там Кочарян серьезно заболел. Был конфликт между ним, Тарковским и Макаровым, когда после перерыва в съемках они уговаривали его не ехать на юг — ему нельзя было находиться на солнце. Но Лева все-таки поехал, доснял фильм...
Аркадий Васильевич, вы закончили Первый медицинский институт, как вы попали в кино? Советовались ли вы с Высоцким по каким-нибудь проблемам вашей актерской судьбы?
Я с детства любил кино, как и вся наша школьная компания. Мы просмотрели все трофейные фильмы: вместо школы заходили к Яше Безродному домой, оставляли у него портфели и «чесали» в кинотеатр. Как снимаются фильмы, — об этом я ничего не знал и не задумывался.
Сниматься сам стал в известной степени случайно: Лева Кочарян счел, что я могу сыграть роль братьев-близнецов Симы и Гоши Семерниных в фильме «Один шанс из тысячи» — это была его первая картина как режиссера-постановщика. Сценарий написали Артур Макаров, Андрей Тарковский и Лева Кочарян. Весь фильм был задуман, как я после узнал, на одной из вечеринок на Большом Каретном в квартире у Левы. Он решил сделать его как «Предприятие друзей»: попутно со съемками провести лето на Южном берегу Крыма всей компанией. Поэтому в фильме так много людей, хорошо знакомых между собой по Большому Каретному.
Лева Кочарян обожал всевозможные розыгрыши и хохмы. И мое приглашение на съемки он организовал так, что я, честно говоря, и сейчас не на сто процентов уверен, что попал в этот фильм не случайно. Выглядело это так: играю я в регби на стадионе «Искра» у ВДНХ. Получил небольшую травму, сел на краю поля, отдыхаю. Подходят парень с девушкой и спрашивают:
— А что это за игра такая? Во что вы играете?
Ответить я не успел, подбежал Толя Баранов, капитан нашей команды, и отправил меня играть. После игры эта парочка снова подходит, парень представился как помощник режиссера:
— Одесская студия собирается ставить приключенческий фильм. Мы хотели бы попробовать вас в одной из главных ролей.
— Да бросьте! — говорю. — Нашли время шутить. Я сейчас занят, и вообще мне не до кино.
— Нет, напрасно вы так. Выслушайте нас, пожалуйста. Вы велосипедом владеете?
— Владею. Раньше занимался шоссейными гонками на сто километров.
— Ой, как хорошо! Вы для нас просто находка. Позвоните нам обязательно! Пропуск вам мы закажем — приезжайте на пробу.
Дали они мне клочок бумажки с телефонным номером, я сунул его в карман и забыл о его существовании. Случайно обнаружил, с трудом вспомнил, что это за цифры записаны, и удивился: фильм снимает Одесская киностудия, а номер начинается на «243» — это же «Мосфильм»! Позвонил:
— Здравствуйте. Я Свидерский Аркадий Васильевич. Мне оставили этот телефон, просили позвонить,
— Аркадий Васильевич, мы вас всюду ищем! Приезжайте немедленно, пропуск заказан.
Приехал. Моментально отвели на фотопробы. Нахлобучили пилотку, надели гимнастерку — в общем, одели в обычную солдатскую форму времен Великой Отечественной войны. Отсняли в трех ракурсах, как в тюрьме: анфас и два профиля — слева и справа. Заплатили какие-то копейки, через неделю приглашают на кинопробу: значит, первый тур я прошел. Приезжаю снова на «Мосфильм» и сталкиваюсь нос к носу с Левой Кочаряном. Он меня спрашивает:
— А ты что здесь делаешь?
— Понимаешь, Лева, меня пригласили на кинопробу в эту картину.
— Это моя картина!
Я так до сих пор и не знаю: розыгрыш это или действительно игра случая. Правда, Инна Александровна Кочарян, Левина жена, рассказывала, что роль близнецов писалась с расчетом на меня: я ведь тоже был одним из компании на Большом Каретном.
Кинопробы прошел, меня взяли на роль, утвердили в Украинском комитете кинематографии. Скоро ехать на съемки, и пришлось задуматься, как быть? Я работал в то время на одном из предприятий Министерства Обороны врачом-радиологом-дозиметристом. Хрен кто меня отпустит на какие-то съемки: я подписал определенные «бумажки».
Рассказываю свою ситуацию Леве. Он говорит:
— Не волнуйся. Я все устрою.
Я про себя посомневался: что Лева может «устроить»? Это ж Министерство Обороны! ССОВ — совершенно секретно, особой важности! Первый отдел и все тому подобное. Но вскоре Лева звонит:
— Хочу поговорить с твоим начальником.
Условились, когда и где мне его встретить. Приезжает к нам на фирму, а у нас пропускная система, нужен «допуск», потому что у нас «закрытые» лаборатории: бактериологические, радиологические, особо опасных инфекций. Но Леву как-то пропустили. Веду его к своему начальнику. Геннадию Васильевичу... фамилию забыл. Классный мужик! Подошли к кабинету, Лева меня отстраняет:
— Ты — лишний.
Я ушел к себе в лабораторию, стою там час, два... Разговариваю с ребятами, переживаю, дергаюсь. Еще два часа проходит. Смотрю: офицер куда-то сбегал и помчался в кабинет полковника. Потом выходит Лева, розовый и веселый и говорит:
— Ну что, артист, твою мать! Поехали.
— А как же?!.
— Все нормально!
Вышел Геннадий Васильевич, очень «тяжелый», попрощался с Кочаряном, что-то мне буркнул. В такси я Леву спросил:
— Лева, как же ты его уговорил?!
— А я,— говорит Лева, — просто достал бутылку и сказал: «Знаешь, Геннадий Васильевич, ты воевал?»
— Воевал.
— А кем ты был?
— Разведчиком.
— Так неужели, твою мать, ты не отпустишь молодого парня сниматься в кино. Да на хрен он тебе нужен! Какой он дозиметрист-радиолог! Он ни хрена в этом деле не понимает, он вообще пока никто! А ты кем был в разведке?
— По немецким тылам ходил.
— Смотри,— говорит ему Лева, — я буду снимать фильм о разведке, о разведчиках. Если ты этого «радиолога-дозиметриста» не отпустишь, ты его как специалиста никогда не получишь: он ни хрена в этом деле не понимает. Но кино потеряет талантливого актера. Ты хочешь увидеть себя молодым? Вспомнить свою юность, когда ты почти пацаном шел за линию фронта и что там с тобой было?
— Хочу, — говорит Геннадий Васильевич.
— Так какого же хрена ты тогда парня держишь?!
В общем они под этот разговор бутылки четыре или пять засадили, после чего Геннадий Васильевич сказал:
— Отпущу.
Всё! И мы уехали. Я бы никогда без Левиной помощи оттуда не ушел — без согласия начальства, Первого отдела... Масса сложностей.