Входим в номер. Украли зонт, Володины джинсы и куртку, бритву «Филипс» почему-то оставили. А в куртке были: паспорт, водительское удостоверение, другие документы, ключ от московской квартиры — в общем, все! Даже из Сочи невозможно вылететь, а он же собирался к Марине.
На следующее утро — в милицию. Начальник еще не пришел. Все стали на Высоцкого глазеть, это начало его раздражать... Пришел начальник, завел длинный разговор о задержании какого-то барыги... Наконец, дали нужную справку. Мы поехали в аэропорт за билетом. Возвращаемся в санаторий — лежит куртка и письмо на имя Высоцкого. Вскрываем письмо, оно примерно такого содержания:
«Дорогой Владимир Семенович! Прости, не знали чьи это вещи. К сожалению, джинсы уже продали. Возвращаем куртку и документы».
А я уже позвонил в Москву администратору, чтобы тот вызвал хорошего слесаря... Надо было открыть Володину квартиру — там стоял американский замок, который и взломать-то очень сложно...
Володя возвращается в Москву и узнает, что арестованы все организаторы концертов в Ижевске, ведется следствие. Следователи собираются допросить Володю и меня.
Он звонит в Сочи:
— Приезжай.
Бросаю все, срочно вылетаю. Но тут начинаются гастроли Таганки в Тбилиси... Планировались выступления Высоцкого в спектакле «В поисках жанра» вместе с Золотухиным, Филатовым и Межевичем. В течение пяти дней по два спектакля во Дворце спорта. А уже потом начинались официальные гастроли Театра на Таганке.
Приезжаем, и неожиданно выясняется, что зритель во Дворец спорта не идет. Все билеты на «Мастера и Маргариту», на «Гамлета» давно проданы, а на «Поиски жанра» (практически на Высоцкого) — никаких аншлагов. Вместо десяти спектаклей прошло всего пять. А на концертах в институтах и других залах были «битковые» сборы. Это несколько приободрило Володю, а то он очень переживал... Позже мы узнали, что тбилисцы вообще не любят ходить в свой Дворец спорта.
Возвращаемся в Москву — это уже конец сентября. Нас с Володей вызывают в Ижевск. Советуемся со знакомым юристом: ехать или не ехать. Эта женщина говорит: ни в коем случае! Если им надо, пусть приезжают в Москву. А в Ижевске уже назначают дату суда. Но юрист повторяет: ехать не стоит.
Ноябрь, декабрь. Следователи шлют повестки в театр, грозят арестом... В самом конце года прилетает Марина.
Встречать Новый год должны были на даче у Володарского. Там же — Трифонов, Аксенов... Настроение праздничное. Все идет нормально, Володя немного размяк... И вдруг назавтра просит:
— Скажи Марине, что тебе срочно надо в Москву.
И я понимаю, что ему самому нужно в Москву. Подхожу к Марине:
— Мне надо в театр, на утренний спектакль...
А Володе говорю:
— Ты подбросишь меня до трассы?
— Да, конечно.
Марина:
— Но только до трассы?
— Да, только до трассы.
Садимся в машину (с нами поехал Сева Абдулов), и Володя гонит на скорости двести километров, не обращая внимания ни на светофоры, ни на перекрестки...
На Ленинградском проспекте, прямо напротив Первой Градской больницы, машина врезается в троллейбус. Сева ломает руку, у меня — сотрясение мозга. Сам Володя невредим. Подъезжает «скорая». Володя пересаживает нас в машину скорой помощи, а сам на десять минут уезжает на такси. Через десять минут, просветлевший, появляется в больнице — поднимает на ноги всех врачей! Мне делают уколы. Севе вправляют руку.
Вскоре вся Москва гудела, что Высоцкий насмерть разбился на своей машине. И сразу начинается дело об аварии... Практически в течение одного года — несколько уголовных дел... Одно дело еще не заканчивалось — начиналось другое.
Третьего января (а может быть, четвертого или пятого — уже не помню точно) в больнице появляется следователь из Ижевска. Следователь по особо важным делам — полковник Кравец.
Он хотел раздуть громкое дело... В разное время в Ижевске выступали Хазанов, Толкунова, Высоцкий — проводила их одна группа администраторов. Кравец ухватился за Высоцкого — имя-то одиозное... И дело Высоцкого решил «дожать» во что бы то ни стало.
Администраторы попались на махинациях с билетами (люди они были безграмотные, не имевшие никакого отношения к искусству). Следователь даже показывал фотографии не полностью сгоревших билетов... А еще показал фотографию: на тюремной стене один другому написал: «Вали все на Высоцку. Ты был пян. Он тебя вытащит».
Кравец зацепился за показания администраторов, Володю и меня уже не слушал. Они говорили, что отдали деньги Высоцкому, — он верил только им. А поскольку это якобы было хищение, то дело складывалось очень серьезно...
И вот Кравец вызывает меня из палаты на допрос, Сева звонит Высоцкому (мы с Севой в одной палате). Высоцкий с Вадимом Тумановым появляются через двадцать минут. Врываются в комнату, где идет допрос! Мне Володя командует:
— Возвращайся в палату!
Кравец:
— Владимир Семенович, что это такое?!
Володя:
— А вы вообще — давайте отсюда! Какое вы имеете право допрашивать человека в больнице? У вас что — есть разрешение?
— Нет, но я его получу.
— Вот получите, тогда другое дело.
— А между прочим, Владимир Семенович, у меня есть санкция прокурора допросить и вас...
— Что?! Да пошел ты ... !
На следующий день Кравец снова приходит в больницу, но уже в сопровождении московского человека и с разрешением на допрос в присутствии врача. И производит этот допрос.
Тогда Высоцкий отправляется к начальнику следственного отдела прокуратуры Союза. Через десять минут — звонок в больницу. К телефону подходит московский полковник. Их обоих (его и ижевского следователя) вызывают к этому генералу. И когда их вызвали на ковер за противозаконные действия, один из них заявил:
— Товарищ генерал! В больнице Высоцкий козырял вашим именем... Называя вашу фамилию, грозил, что сгноит нас.
Чего на самом деле не было... Но они хотели скомпрометировать Высоцкого перед этим начальником, и тот потом его не принял... А помощник сказал Володе:
— Владимир Семенович, вы вели себя недостойно. Товарищ генерал не сможет вас принять.
Уезжая в Ижевск, Кравец оставляет еще один материал на Высоцкого — по делу об автомобильной аварии... Естественно, с Севой пишем заявления о том, что никаких претензий к Высоцкому не имеем. Но это не помогло. Более того, Кравец «делает бумагу», дескать, Высоцкий специально разбил машину, чтобы укрыть в больнице свидетеля Янкловича. Свидетеля по делу, ведущемуся в Ижевске. Мы поднимаем на ноги всех своих знакомых, чтобы закрыть это дело... Но уже никто помочь не мог.
В общем, всех нас вызывают на Петровку. И я понял, что это неспроста: они хотят что-то с Высоцким сделать... Даже Любимова допрашивали: получил ли он деньги, выданные Высоцкому по доверенности? Петрович ответил, что, конечно, получил... Была сделана работа на заказ — за нее были получены деньги.
Дальше. Было ведь еще харьковское дело. Там администраторы как поступали? Оплаты у них нет. Брали справку Высоцкого о концертной ставке — девятнадцать рублей, — подписывали туда, что у него сольный концерт (как бы три ставки). Получали деньги и Высоцкому давали на подпись. А он же никогда не смотрел, за что расписывается. Когда выяснилось, что справки поддельные, мы с Володей пошли к адвокату. Он сказал, что ничем не может помочь. Спасло то, что в нотариальной конторе была копия справки Высоцкого. Нотариус подтвердил, что на этой справке нет никаких приписок. И дело не очень коснулось Володю: когда выяснилось, что справка подделана не им, оно перешло на администратора.
Тем временем наступает весна. Дело об автомобильной аварии не закрыто, а только по этому делу Высоцкого могут осудить на срок до трех лет. Ижевское дело тоже не прекращается. Более того, окончательно назначена дата суда — требуют присутствия Высоцкого. Телеграфируем в Ижевск, что выехать не можем, все свои показания подтверждаем. Суд вроде бы это принимает. Хотя одного нашего приятеля — Николая Тамразова — все-таки заставили приехать. На Высоцкого, видимо, такой санкции не было. Еще в больнице я говорил Кравцу:
— Почему вы тем людям верите, а Высоцкому не верите? Вы даже имя его всуе не имеете права произносить, тем более в таком контексте...
— А я считаю, что могу.
— Зато народ так не считает.
— Не знаю, что считает народ, а я в «мерседесах» не езжу.
Суд в Ижевске заканчивается. Мне выносят честное определение, а Высоцкий должен выплатить две с половиной тысячи рублей как не законно полученные.
Вот такая ситуация складывается к лету 1980 года...