В 1975 году я работала в Ростове-на-Дону в кардиологической бригаде скорой помощи, базировавшейся на ул. Соколова, 16. В один из октябрьских дней около пяти часов вечера поступил вызов из Театра им. Горького, на сцене которого тогда работал гастролировавший в городе Театр на Таганке.
Таков был повод моего знакомства с Володей Высоцким.
Его состояние я нашла вполне нормальным. Имелись ссадины на обеих руках (он, по собственным словам, упал на стропила во время съёмок), и они загноились. Кроме того, начиналась почечная колика. Это всё.
Рядом с Володей находились Ваня Бортник и, по-моему, Хмельницкий. Я сделала перевязку. Это случилось перед самым спектаклем «Добрый человек из Сезуана», дня за два до отлёта Высоцкого на съёмки.
У него был мой телефон, и по возвращении Володя звал меня на концерт в Санэпидстанции, но я туда не ходила. Потом, позвонив около часа дня на работу, он пригласил послушать его на заводе «Гранит». Я подъехала в гостиницу «Интурист» на «Волге», и мы вместе отправились на выступление.
Концерт начался около 14 часов, и продолжался часа два. Я спешила, и жестами показала Володе, что ухожу. А он сказал со сцены: «Ещё две песни!» — в мой адрес, прося задержаться. После выступления Володе подарили хрустальную вазу с надписью «Ростов-Дон» (я её и сейчас узнала бы). Когда мы на той же «Волге» вернулись в «Интурист», он предложил вазу мне. Я наотрез отказалась. Сделала новую перевязку и уехала.
В это время по городу поползли совершенно нелепые слухи о Высоцком. Один из них заключался в том, что я его любовница. На самом же деле, мы были просто друзьями... Вообще, надо сказать, народ ростовский отнёсся к нему с какой-то напряжённостью. И когда Володя звонил мне на работу, представлялся родственником.
Однажды в номере Высоцкого я встретила ненадолго зашедших Карцева и Ильченко. Володя нас познакомил.
Уехал он раньше других «таганцев». За день до отъезда попросил отвезти его в Новочеркасск на заутреню в собор. Я, конечно, нашла машину и договорилась встретиться следующим утром у входа в «Интурист».
А ночью, в первом часу, позвонил Бортник: «Света, приезжай. Володя плохо себя чувствует!..» Я никуда не поехала: ночь же! Утром подкатила на автомобиле своей подруги Шуры Губаревой в 6 утра — это помню точно. Вахтёр сказал, что Высоцкий просил меня подняться в номер. Вхожу — Володя лежит с температурой: снова почки. С ним Ваня... Мы, конечно, никуда не поехали. Я дала несколько таблеток, сделала инъекцию анальгина.
Настроение у Володи было — хуже некуда. Сказал, что ночью ему звонили, вроде бы из КГБ, обвиняли в том, что он якобы был в казацком курене и пел антисемитские песни.
В тот же день Володя улетел из города. Я его не провожала, по-моему, мы распрощались в гостинице... В какое же время дня? Помню, светло было.
После этого я раза по три в год приезжала в Москву, каждый раз видела Володю, бывала у него дома. В один из приездов узнала, что А.Демидова получила звание Заслуженной артистки РСФСР. Спросила его: «А тебе когда дадут?» На что получила ответ: «Никогда».
Зимой, кажется, 1975/1976 г., меня звала по телефону жена Бортника — мы с ней хорошо знакомы.
Видимо, в том же году Володя рассказал мне в Москве о том, что получает письма от девочки из Ростова, которая влюбилась и теперь якобы не может без него жить. И что уже приходят письма от её матери — почему, дескать, молчишь, делаешь мою дочь несчастной?..
В 1977-м Володя позвонил в Ростов, пригласил меня в гости. Дело было в начале марта, он говорил о каких-то своих выступлениях, связанных с Женским днём. Очень хотел увидеться.
Я прилетела числа 3-го, кто-то меня встретил. Володя уже «сделал» место в гостинице возле Аэровокзала в Москве. Я бросила там вещи и поехала на Малую Грузинскую — вечером, перед спектаклем. На спектакль — «Послушайте!» — отправились втроём, с нами был Ваня.
Дома у Володи, у окна, стоял музыкальный центр, очень объёмный, с колонками почти в человеческий рост. Его он собирался продавать — были проблемы с деньгами.
На следующий день днём я смотрела «Гамлета». Помню, очень боялась увидеть Высоцкого в этой роли... По окончании поехали в ВТО обедать.
За два или три дня, проведенные с Володей и Ваней, я была просто перегружена. Мне приходилось спать столько же, сколько спали они. А у них был бешеный режим, они даже ели урывками из-за нехватки времени. Я выдохлась, да и кто выдержит такой распорядок! Близился праздник, Володя готовился к выступлению где-то в Аэрофлоте, или «Аэросистеме» — точно не знаю. Но я уже твёрдо решила вернуться в Ростов.
Приехала в гостиницу, подошла к авиакассе в холле, назвала фамилию. И тут подбегает какая-то женщина: «Не покупайте билет, Владимир Семенович уже взял его для вас!»
Высоцкий меня не провожал, просто позвонил перед отлётом. А чуть раньше в этот же день подарил в честь наступающего праздника пуховую кофту с коротким рукавом. Кроме того, подарил цветное фото — вроде бы «поляроидное» — где он сидит с Мариной на скамейке. Там был автограф для меня, но, к сожалению, его у меня украли (уже в 90-х). Улетела я примерно 6 марта.
Володя с самого начала просил делать ему лечебные травы. Я делала и передавала в Москву с проводниками (только один раз отослала по почте на адрес театра).
А Володя как-то раз передал мне таким же образом свою французскую пластинку с автографом. Я коллекционировала мыло, и, зная об этом, он пересылал мне его. Присылал и шампунь.
Когда я в марте 1977 г. была у Высоцкого в Москве, он собирался к Марине, и всё бегал по инстанциям. Однажды, вернувшись, выругался матом — это при мне случилось впервые. Видимо, были нелады с визой. Говорил-то он, что едет скоро, а когда на самом деле полетел?..
Кстати, должна сказать, что все Володины разговоры сводились к Марине, он постоянно её упоминал — любил безумно. Такую любовь, я думаю, редко встретишь. Мне даже не верится в теперешние разговоры, будто у него было много женщин и прочее.
В 1978 году, 22 или 23 января, придя с работы, я узнала от мамы, что звонил Высоцкий из Северодонецка, оставил телефон своего номера в гостинице. Тут же перезвонила, и он попросил меня приехать 25 января в Ворошиловград в ДК им. Ленина.
25-го утром я вернулась после суточного дежурства и присоединилась к своему знакомому, Серебрякову Олегу Николаевичу, отправлявшемуся в Ворошиловград на машине по собственным делам. Приехали в ДК около 16 ч. Вахтёр спросил: «Вы из Ростова?» — и услышав подтверждение, пропустил нас за кулисы.
Захожу в комнату — Володя сидит над ингалятором: болит горло. Увидел меня — вскочил...
В первом отделении играли «Алые маки», во втором пел Высоцкий.
После концерта я уехала с Володей на административной «Волге». Гостиница оказалась захолустной. Мы поднялись на второй этаж к нему. В этот период у меня было сложное семейное положение, я была без мужа. На лестнице Володя спросил: «Ты ещё замуж не вышла?» Я что-то резко ответила, а он: «Что ж ты сразу ругаться?» — «А что ты, — отвечаю, — сразу с такими вопросами?»
Отметили день его рождения, о котором он только тут и сообщил. Я ушла в 9 вечера (хотя Володя предлагал задержаться): в девять ехал обратно Серебряков.
Позже, зимой, я была три дня в Москве. Ехали с Высоцким на его «Мерседесе» в театр, по дороге остановились заправиться каким-то необычным бензином. И с Володи не взяли денег — узнали.
Возле театра подошла пожилая женщина и говорит Володе: «Я написала стихи, а вы сочинили бы к ним музыку и спели!» На что он ответил: «Я не певец!»
В ноябре на день рождения Володя подарил мне ложку для торта, я её до сих пор храню. День рождения 6 декабря, н о я была в Москве в ноябре, и вот он меня поздравил. Я приезжала в командировку, останавливалась не у Высоцкого, а у своих друзей.
В январе (а может, и в феврале) 1979 г. Володя звонил — и снова меня не застал. Мы с моим новым мужем пошли перезванивать в Москву. Высоцкий рассказал, что заканчивает сниматься в пятисерийном фильме, где играет следователя, а Ваня Бортник — бандита. Я пошутила, сказав, что надо бы наоборот...
Осенью 79-го мы увиделись последний раз. Не помню подробностей, запомнила только, что предложила Володе остановиться в моём доме, когда будет в Ростове.
Звонил Володя в начале восьмидесятого, жаловался на здоровье, просил приготовить трав. Я приготовила, но не успела отправить: тяжело болел отец (Высоцкий об этом знал), а в апреле умер. Я же после смерти отца попала на три месяца в больницу.
Мама рассказывала, что Володя звонил в это время не раз (после гастролей в Польше), но я просила не говорить, что болею. А то он бы примчался, поднял бы всех на ноги...
А вернувшись домой, услышала по телефону от невестки: «По Би-би-си передали, что умер Высоцкий». Я позвонила Ване в Москву: «Это правда?» Ваня заплакал...
Такого человека, как Володя, заботливого, готового на всё, я не встречала никогда. И очень благодарна судьбе за это знакомство.
