— Что же все-таки случилось с вашим театром, который организовывался в клубе МВД?
— Началось все в 1961 году. Перед нашими глазами был пример старших товарищей, совсем недавно создавших «Современник», где основу составили недавние выпускники Школы-студии МХАТ, к ее же воспитанникам относится и Олег Николаевич Ефремов.
Наш театр-студия возник на основе выпуска Школы-студии 1960 года, то есть тех ребят, что учились с Высоцким: Валя Буров, Рома Вильдан, Лена Ситко, Марина Добровольская. Какое-то время с нами работал Валя Никулин. Но были и пришедшие из других мест актеры: Лева Круглый, живущий сейчас в Париже, покойный Миша Зимин, замечательный актер, тогда только-только приехавший из Горького и приглашенный во МХАТ на прекрасную роль...
Мы были невероятно увлечены, работали почти круглосуточно, и даже особо не задумывались — точнее, не сознавали, не хотели задумываться — о том, что обстановка в стране начинает меняться в сторону некоторого ужесточения, сигналами чего служил и Карибский кризис, и другие известные события. Но в то же время — полет Гагарина, другие космонавты один за другим — все создавало иллюзию нормального развития событий, движения вперед.
Я пришел в клуб Дзержинского... Кто я был? Мальчишка, щенок. А Володя и его однокурсники — руководители, «отцы». Руководил театром наш педагог в Студии Геннадий Михайлович Ялович...
— Да он же сам тогда был совсем молодой: 23 года.
— Но мне-то было семнадцать, а они уже играли в лучших московских театрах: Ялович в «Современнике», кто-то во МХАТе, театре Пушкина (тогда еще была надежда, что Борис Иванович Равенских сделает там что-то стоящее)...
Тем не менее, я сразу и даже незаметно для себя вошел в руководящий, что ли, состав нашего театра. Потом мы создали там свою школу, провели набор студентов — актеров, людей других театральных профессий, без которых театр не может функционировать. Многие из них впоследствии замечательно проявили себя в различных театрах Москвы.
Помню, мы выпускали спектакль по прекрасной пьесе Осборна «Оглянись во гневе», ставил его Гена Ялович, совершенно грандиозно играли Рома Вильдан, Марина Добровольская, Мила Кулик... И почти одновременно спектакль по той же пьесе выпустил «Современник» в постановке Сергачева. Ребята из «Современника» пришли к нам на генеральную репетицию, и сказали:
— Какие вы счастливые люди! У вас нет ни цензуры, ни Главлита, ни Худсовета, которые вечно висят над нами. Если б так было у нас, если б мы могли сделать это так, как вы!..
Да и на мой взгляд — у нас получилось получше, чем в «Современнике».
К 1964 году я занимал довольно прочную позицию в нашем театре-студии, был членом Художественного совета. И вскоре понял, что мы тоже столкнулись с очень сложной проблемой: идти проторенным путем (то есть брать конъюнктурные пьесы и искать в них современные прочтения) или выбирать свой путь (брать острые современные пьесы, самые лучшие пьесы мирового репертуара и ставить их в соответствии с собственной концепцией).
Я не являлся сторонником первой линии, но победила именно она. Именно такая репертуарная политика, по-моему, нас и сгубила: сначала был взят для постановки «Вишневый сад». Затем настал черед пьесы Г.Епифанцева, против которой я возражал самым активным образом. То есть не был против честной конъюнктурной пьесы, но тот самый второй путь, точнее, уже какой-то третий, который представляла пьеса Епифанцева, — отвергал решительно, считая, что из нее нельзя сделать что-нибудь приличное, заработать театру имя, положение.
— Как к пьесе Епифанцева относился Высоцкий?
— Хорошо относился, и у него там была замечательная роль: главного мерзавца, не могу вспомнить, как его звали... Володя, кстати говоря, не был целиком погружен в этот театр — нстолько, чтобы с головой уйти в его проблемы. У него в то время было очень много других занятий и обязанностей. У нас у всех их хватало: каждый играл где-то в своем театре, на основной работе, иногда выходило до сорока спектаклей в месяц. В наш театр приходили часам к 11 вечера, а то и позже. Являлись, казалось бы, совершенно измотанные, но репетировали до пяти-шести утра.
В Москве тогда еще существовали закусочные, куда мы заходили в те же 5-6 часов, — например, в «Пельменную» в Художественном проезде. Там на нас однажды устроили облаву. Подозрительно: приходят какие-то странные люди, не пьяные, в пять утра — явные заговорщики. Забрали в милицию, долго выясняли, кто же мы такие...
Оттепель закончилась, а мы на излете своего молодого дурацкого энтузиазма еще, так сказать, перли вперед. А ведь все уже завершилось! Последним открывшимся в Москве театром в ту пору был Театр на Таганке, и удалось этого добиться только Юрию Петровичу Любимову, да и то — в 1964 году, еще при Хрущеве.
Дело не в нашей неудаче. Просто уже в стране не было необходимости в организации новых театров. Власти этого уже не желали.
— Хотелось бы коснуться такой главы ваших отношений, как съемки фильма «На Завтрашней улице».
— На съемки этого фильма Володю утвердили без нас, на роль начальника строительного участка. Сценарий совершенно бездарный — есть такой писатель Помещиков, автор самых страшных и нелепых фильмов сталинского времени. Ставил картину Филиппов — не актер, а режиссер Филиппов, ученик Эйзенштейна — не самый, на мой взгляд, лучший.
Фильм рассказывал о рабочей бригаде, которая строит ГЭС и все такое, а бригадиром там — Володя. К этому времени его положение было очень шатким. Начальником актерского отдела на «Мосфильме» работал некий Адольф Гуревич, про которого говорили, что хорошего человека Адольфом не назовут. Адольф заявил:
— Хорошо! Я утверждаю распределение ролей, но если Высоцкий опять сорвется — а он сорвется обязательно, — то, ручаюсь, получит «волчий билет» и не будет сниматься никогда и нигде на всей территории Советского Союза.
Когда я это осознал, то поднял всех ребят — Яловича, Пешкина:
— Полный кошмар: Володя поедет под Ригу — за сто километров — будет жить в лесу, в палатке, сниматься в одной из главных ролей. Он там, возможно, сорвется — и все: с ним будет кончено навсегда.
Ребята спрашивают:
— Что делать?
— Мы должны, — отвечаю, — достать сценарий, написать себе роли и поехать вместе с ним!
Тогда для нас ничего невозможного не существовало. Достали сценарий, дописали для себя совершенно новую сюжетную линию: «создали» свою бригаду, вызывавшую бригаду Володиного персонажа на социалистическое соревнование. Заказали пропуска на «Мосфильм», отыскали дверь с надписью «Режиссер-постановщик Филиппов», постучали и вошли — Ялович, Пешкин и я:
— Вы постановщик картины «На Завтрашней улице»?
— Да-да. Заходите, пожалуйста.
— Вам не кажется, что в сценарии этой картины есть большой идеологический минус?
— Какой минус?
— У вас там действует рабочая бригада. А где же бригада, которая вызывает эту бригаду на соцсоревнование?
— Ее нет...
Тут мы показываем нашу доработку сценария, играем основные эпизоды, поем песню, написанную Володей специально к одному из эпизодов.
Филиппов вызывает директора картины — клянусь, он вызывает директора — и говорит:
— Завтра выезд группы в Айскраукле. Эти едут! — и указывает на нас.
Кто-то из киногруппы не едет — едем мы.