За два дня Владимир Семёнович буквально воскрес.
- А на что он жаловался в отношении здоровья?
— Не мог спать, были всякого рода депрессии. С женой возникла какая-то напряжённость, он всё время переживал по этому поводу. Гольдман как-то шепнул: «По-моему, Володька не жилец».
Ночами мы по очереди дежурили у него в номере. В моё дежурство он не спал всю ночь. Просто не ложился, только сидел в кресле, дремал. А то вдруг вскрикивал от кошмара. Мне становилось не по себе, я тоже не мог заснуть. Той же ночью он звонил Влади, но она почему-то не хотела поддерживать разговор. Что-то писал при мне — не знаю, что. Много мы говорили о разном... О неумных решениях наших руководителей, например. Ещё он сказал, что ближе к осени собирается в Одессу снимать фильм «Зелёный фургон», просил сделать ему там выступления. Видимо, ему нравилось работать со мной.
— Не могли бы вы вспомнить, кто когда дежурил?
— Кажется, так: с 18 на 19 — Гольдман, с 19 на 20 — Тамразов, с 20 на 21 — я, с 21 на 22 — Гольдман, а с 22 на 23, в последнюю ночь, мы все были у него в номере.
Когда дежурил Гольдман, вроде, всё было в порядке: Высоцкий и с Мариной говорил хорошо, и спал как будто нормально. Но нам с Тамразовым не повезло, в Колино дежурство тоже были эксцессы.
- О чём ещё беседовали ночью?
— На медицинские темы. О фармакологии: как, например, влияют те или иные средства на организм, если смысл подвергаться воздействию каких-либо кустарных препаратов. Он уговаривал меня попить витаминов — у него были с собой такие порошки, их надо было бросать в воду, и они шипели, растворяясь.
Обсуждали приближавшуюся Олимпиаду-80. Высоцкий сожалел, что Москву очистили и она, по его словам, потеряла своё лицо. Он не был страстным болельщиком, и отзывался об Олимпиаде без восторга.
— На какое время намечались концерты в Одессе?
— Мы собирались созвониться спустя какое-то время. У него ещё не было полной ясности в планах...
На самом последнем выступлении у Высоцкого пропал голос. Именно на самом последнем — во Дворце спорта, значит, что-то сбилось с графика. На предыдущих концертах он пел, но уже было заметно, что голос уходит. Эту запись я слышал несколько позже в Калининграде, узнал бы и сейчас.
— По каким признакам?
— Голос звучал простуженно. Владимир Семёнович сказал: «В этот раз я петь не смогу, а почитаю вам отрывки из спектаклей». «Гамлета» читал, например. Кто-то что-то выкрикивал... Все ждали песен...
После концерта — в гостиницу. Дежурный администратор, кажется, Нина Ивановна («пушистая», по её собственным словам, женщина) принесла из дому картошку в сметане и кормила Высоцкого чуть ли не с ложки. Ну, а потом мы целую ночь просидели в его номере, обсуждая гастроли. Владимир Семёнович сказал об этом последнем выступлении: «Единственный раз у меня получился концерт по-настоящему».
— Так он читал только на одном концерте?
— Да, только на последнем. В тот же день часов в 11-12, до начала выступлений, мы ездили возлагать цветы возле какой-то стеллы. Инициатором выступил Владимир Семёнович — это был день начала войны, 22 июня.
— Владимир Моисеевич, я прошу прокомментировать два автографа Высоцкого: вам и вашей супруге. Что за пометки под ними («1 месяц 2 дня до смерти Володи»)?
— Это записал я сразу после смерти Высоцкого с целью зафиксировать точную дату, пока ещё свежа память. Эти снимки были с собой у Гольдмана. Высоцкий подписал их, скорее всего, в гостинице.
— А чьи подписи на трудовом соглашении в отношении концертов?
— Л.Ткаченко, заместитель директора филармонии, — это она. Узнаю и подпись Инны Бочаровой. Речь идёт о местных дамах, которые, как видите, были замешаны в этих выступлениях.
— Выступала ли в это время в Калининграде группа «Земляне»?
— Да, где-то пересекались мы сними в эти дни.
Между прочим, Высоцкий был в Калининграде не в первый раз, он сам говорил, что уже приезжал сюда с концертами.
23 июня утром Владимир Семенович улетал в Москву. Я провожал его в аэропорт. Как сейчас помню: стоит на трапе... «Давай, звони мне. Я выясню, когда смогу поехать в Одессу». Очень тепло попрощался со мной и улетел.
На этом мы расстались навсегда.
