Этот шум — не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи:
Спор вели три великих глупца,
Кто из них, из великих, глупее.
Первый выл: «Я физически глуп! —
Руки вздел, словно вылез на клирос. —
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос».
Но не приняли это в расчёт,
Да ещё надавали по роже:
«Ах, подумаешь, зуб не растёт!
Так другое растёт — ну и что же?»
К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: «По'лно вам, загалдели!
Я — способен всё видеть не так,
Как оно существует на деле».
«Эх! Нашёл чем хвалиться, простак! —
Недостатком всего поколенья!
И к тому же всё видеть не так —
Доказательство слабого зренья».
Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
«Я — единственный подлинно глуп,
Ни про что не имею понятья».
Долго спорили — дни, месяца,
Но у всех аргументы убоги...
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.
Вот и берег — дороге конец;
Откатив на обочину бочку,
В ней сидел величайший мудрец, —
Мудрецам хорошо в одиночку.
Молвил он подступившим к нему:
Дескать, знаю, зачем, кто такие...
«Одного только я не пойму:
Для чего это вам,
дорогие!
Или, может, вам нечего есть,
Или мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее, чем есть,
Оставайтесь такими, как были.
Стоит только не спорить о том,
Кто главней, — уживётесь отлично, —
Покуражьтесь ещё, а потом,
Так и быть, приходите вторично».
Он залез в свою бочку с торца,
Жутко умный, седой и лохматый —
И ушли три великих глупца:
Глупый, глупенький и глуповатый.
Удаляясь, ворчали в сердцах:
«Стар мудрец — никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах —
Зря не выказал старый почтенья».
Потревожат вторично его —
Тёмной ночью, — попросят: «Вылазьте!»...
Всё бы это ещё ничего,
Но глупцы состояли при власти.
И у сказки бывает конец:
Больше нет у обочины бочки,
В «одиночку» отправлен мудрец...
Хорошо ли ему в «одиночке»?