— Встречались ли вы с Высоцким за границей помимо Лондона? Например, в Париже?
— Нет, там наши пути ни разу не пересеклись. Хотя однажды в 1978 г. мы жили в парижской квартире Марины на улице Севр. Она была в Швейцарии и оставила нам ключи. На столе еще лежали фотографии, снятые на Таити, куда они с Володей ездили в гости к ее бывшему мужу.
— Может быть, это 1977 г.? Всеволод Абдулов говорит, что когда он попал в автокатастрофу под г. Ефремовым в конце августа 1977 г., Высоцкий прилетел в Париж с Таити, узнал об этом — и сразу к нему.
— Нет, это было после Севиной катастрофы. Он к тому времени уже и сам пожил у Марины: Севу очень мучили головные боли, и врачи посоветовали сменить обстановку.
Володя с Севой были очень близки. Володя мог часами сидеть слушать, как Сева читает Пушкина: бывало, и в четыре часа утра сидят...
У Марины жила и Белла Ахмадулина, а уже после Володиной смерти — Фарида, жена Эдика Володарского. Эдик очень любил Володю. Он к нему относился безукоризненно, всячески старался помочь, очень хотел, чтобы Володя жил рядом. А то, что потом произошло с дачей... Это было уже после июля 1980-го, и вообще, это их внутреннее дело, тут никто кроме них не сможет разобраться. Еще последнее время Володя тесно общался с Иваном Бортником.
...Помню, едем с Володей с Волгина. Я тогда читала Надежду Мандельштам и завела разговор о том, что, мол, складывается впечатление, будто это писал мужчина: настолько сильно написано. Я, когда была у Марины, видела на Володином столе эту книгу (он ведь там читал и Солженицина, и имел целую библиотеку эмигрантской и диссидентской литературы). А Володя говорит: «Что ж вы не привезли мою книгу сюда? У вас ведь багаж не досматривают»...
— Вы до какого времени жили в Лондоне?
— До начала 1979-го. Вернулись — и снова начали тесно общаться. Володя тогда уже очень изменился — сидит, бывало, отсутствующий, не достучишься.
Едем однажды на своем «Мерседесе» (у нас был белый, а у него голубовато-серый) — вдруг он пронесся навстречу на бешеной скорости с застывшим лицом. Олег только успел оглянуться: «Это же Володька!»
Володя очень тяжело переживал, когда собирался ставить телефильм, а ему на Останкино в лицо сказали: «И не рассчитывайте, что вам когда-нибудь будет предоставлена возможность работать на телевидении!»
— Что еще запомнилось из вашего общения?
— Отдельные эпизоды... Ехали мы как-то с Олегом и Володей в его машине по Ленинскому проспекту, остановились у светофора. Володя кого-то, кажется, притер, и его стали ругать вслух, в полной уверенности, что это иностранец. А он высунулся и очень далеко их послал. Те были в таком изумлении, что мы рассмеялись...
Володя постоянно делал какие-то наброски: лежит книжка — на ней, на каких-то бумажках.
В 1980-м много сил потратил на дачу, хотя все это было ему глубоко безразлично: была бы белая стена, стол — это все, что ему требовалось для работы. Но Марина считала, что у него должен быть дом, где можно было бы работать, и где бы никто его не тревожил...
Знать бы, что придется так рано вспоминать о таких людях, как Володя Высоцкий и Андрей Тарковский — сколько можно было бы снять на фото— и кинопленку, сделать записей, зафиксировать каждый шаг. Но мы были молодыми, казалось — вся жизнь впереди, доживем до старости и умрем естественной смертью.
