Игорь Шевцов (слева) и Всеволод Абдулов в концертной программе «Творческий поиск В.Высоцкого»
В год смерти Владимира Высоцкого сам факт существования хоть каких-то хроникальных кадров, запечатлевших опального поэта-певца, большинству казался безусловной фантастикой, но в течение всего лишь нескольких лет число обнаруженных документальных пленок перевалило за два десятка. Это произошло благодаря стараниям его товарища и соавтора, кинодраматурга Игоря Константиновича Шевцова, который целенаправленно разыскивал, доставал, а порой в прямом смысле спасал от уничтожения бесценную хронику. Без его упорства, дипломатических способностей, в конце концов — авантюризма титаническая задача, которую он сам взвалил на себя, была бы невыполнима.
Параллельно, используя свои кинематографические контакты, Шевцов заказывал кинокопии фрагментов найденных съемок, пригодные для показа на большом экране. Они составили основу так называемого поэтического представления, а по сути — концерта Высоцкого, реализованного с помощью технических средств и при живом участии его товарищей. По тем временам это было редкой возможностью вообще увидеть Высоцкого, и уж совершенно уникальным случаем видеть его поющим, читающим театральные монологи, говорящим, — наконец, просто живущим. Впечатление было сильнейшим, до мороза по коже, и большой экран только усиливал его.
Представление (а кадры хроники перемежались чтением стихов из архива Высоцкого и кратким рассказом о его творческом наследии в целом) раз-другой прошло в форме вечера памяти. После недолго существовало под эгидой Общества «Знание» (как, к слову сказать, и многие выступления самого Высоцкого). В конце концов его удалось более-менее легализовать в виде концертной программы под названием «Творческий поиск Владимира Высоцкого: гражданин, поэт, актер», и это было несомненной победой: давно ли об участниках этого представления из КГБ СССР в ЦК КПСС поступали докладные о том, что подготовленные ими вечера памяти Высоцкого «могут вызвать нездоровый ажиотаж... и создать условия для возможных проявлений антиобщественного характера».* Конечно, программа изначально была одобрена и принята не в столичной, а в периферийной концертной организации — Магаданской филармонии. Что соответствовало реалиям тех лет: чем дальше от центра, тем меньше идеологическая нагрузка, которая возлагалась на программы (а значит, меньше и ответственность за их утверждение), тогда как требования к выполнению финансового плана такие же строгие (а поющий, пусть и с экрана, Высоцкий являлся безусловной гарантией кассовых сборов).
Эгиды провициальной филармонии было достаточно для официальных выступлений с афишами — пусть не в самых статусных залах, однако по всей стране. Хотя нет, не по всей. Взять, к примеру, советскую Украину, где требования к благонадежности превышали московские — и гастролеры были желанны далеко не всякие. Думаете, здесь сверялись с черным списком нежелательных персон? Ошибаетесь! Существовал негласный белый список: не упомянутым в нем мастерам культуры, независимо от звучности имен, дорога на украинские подмостки была закрыта. Ну, может быть, за исключением редких «леваков» на приморских курортах, где коррупция часто торжествовала над благонадежностью.
Фрагменты доклада Отдела организационно-творческого контроля Укрконцерта по итогам просмотра программы «Творческий поиск В.Высоцкого»
Однако, как водится, несчастье помогло: в 1986 году разразилась катастрофа в Чернобыле. На улицы столицы Украины вместе с радиоактивной пылью опустилась депрессия. Все, кто мог, покинули город, оставшиеся старались не распахивать окон, не есть зелени, без нужды не передвигаться по улицам. Опустели пляжи, поблекли рекламные щиты, в иные годы пестревшие сотнями имен знаменитых гастролеров: нынче только единицы решались приехать на зараженную территорию. (Уверенно помню Кобзона, по подсказке назову еще Сличенко со своим театром — что интересно, пожалевшего своих дочь и зятя (тоже состоявших в труппе) и не взявшего их на эти небезопасные гастроли.) Группа «Творческого поиска Высоцкого» оказалась в малочисленной компании артистов, готовых выступить в первые послечернобыльские месяцы перед киевлянами. И внезапно получила на это «добро»: задача отвлечения народных масс от деструктивных мыслей являлась идеологическим приоритетом. «Добро» спустили с такой высоты, что отрицательное заключение Отдела организационно-творческого контроля Укрконцерта было проигнорировано. И мало того, программа получила немыслимую при других обстоятельствах сцену Октябрьского дворца — республиканского эквивалента БКД*, помнившую и глубокую скуку заседаний ЦК КПУ, и натужное веселье пионерских Ёлок.
Надо признать, такая спешка вышла киевским идеологам боком: выступавшим велели ничего не менять по сравнению с некогда поданным на утверждение репертуаром, но расчет на «тихо-спокойно» не оправдался. Заполненный под завязку двухслишнимтысячный зал каждый вечер видел на громадном полотнище экрана лицо подлинного властителя дум, с издевкой предлагавшего:
Уважаемый редактор!
Может, лучше — про реактор?.. — |
и, на секунду онемев, срывался в хохот и овации, звучавшие так долго, что следующий куплет невозможно было разобрать.
— Погодите, — в изумлении спросил я, выйдя из зала, — вам что, после этого позволяют продолжать гастроли?
— Да подходили с предложением исключить эту песню, — с усмешкой ответил Шевцов. — Но мы сказали: во-первых, вы сами не взяли обновленную программу, а затребовали эту. А во-вторых, вы же не можете обвинить умершего задолго до ваших событий автора в злопыхательстве!..
Автора песен, пожалуй, и в самом деле обвинить не могли. Но вот авторов программы Игоря Шевцова и Николая Тамразова — могли запросто. Тем не менее, каким-то чудом обошлось. Предполагаю, что «добро» на выступления исходно спустили из ЦК, и чтобы прекратить гастроли, пришлось бы докладывать туда об эксцессах (попутно получив по шапке за недосмотр). А поскольку не нашлось не только камикадзе, но и стукачей с выходом на самые верхи, то гастроли признали в целом успешными, после чего украинские сцены для «Творческого поиска» оказались открыты.
В самом Киеве программа побывала еще дважды, при этом незначительно варьировался состав участников (Шевцов присутствовал неизменно), обновлялся репертуар. К примеру, в 1988 г. акцент делался на театральных работах Высоцкого. В тот раз «Творческий поиск» приезжал во Дворец «Украина» (зал, на местном уровне эквивалентный московскому КДС*, но стремительно дрейфовший от идеологии в сторону коммерции). Похоже, получить его в свое распоряжение администратору программы Владимиру Гольдману* помог сезон отпусков и шедшие в те дни в городе футбольные матчи: мало кто надеялся собрать при таких обстоятельствах многотысячный зал, но «Творческий поиск» таких проблем не испытывал. Сам я в ту пору был нездоров, приходил нечасто. Друзья сейчас напомнили, что носили за кулисы Севе Абдулову, с которым мы тогда работали над подготовкой стихов Высоцкого к печати, какие-то мои правки в типографских оттисках, но программу я посмотрел только под конец гастролей — раз или два.
То ли дело годом раньше. В 1987 году «Творческий поиск» принимал киевский Дом офицеров, и вот тогда я, что называется, отвел душу и побывал на всех концертах — главным образом, конечно, из-за хроники. В день проходило по два выступления. На первое я ежедневно являлся вместе с выступающими (из-за чего вахтеры уверенно считали меня полноправным участником коллектива) и сидел с ними в гримерке, периодически спускаясь вниз, чтобы, выглянув в темноте из-за кулис, посмотреть на экране очередную песню. Потом оставался в одиночестве, поскольку участники программы на время перерыва покидали артистическую и удалялись в Мариинский парк, избегая общения с вездесущими истеричными поклонницами «нашего Володечки», юными собирательницами автографов да амбициозными графоманами. И, наконец, второе выступление смотрел уже от и до, сидя в зале как зритель.
Единственный раз отбыл, не дождавшись второго захода, когда хотел записать стоявшую в программе Всесоюзного радио передачу. Причем передача была заведомо дурацкой: режиссер-активист Станислав Говорухин собирался рассыпаться в одобрениях Горбачеву, который планировал посмертно присудить Высоцкому Госпремию СССР, — но отчего-то мне казалось нужным ее зафиксировать на пленку. Назавтра идет ко мне Шевцов и ухмыляется:
— Вот ты вчера ушел, а я, между прочим, поставил в программу «Лекцию о международном положении».
— Ясное дело! — отвечаю с обидой, поскольку еще ни разу на тот момент не видел названной съемки. — Вы так сделали нарочно: все знали, что это единственный концерт, на котором меня не будет!
— А будешь знать, как отлучаться из-за всякой ерунды, — наставительно заметил Шевцов, и больше на этих гастролях «Лекцию» не показывал.
Впрочем, позднее, когда у меня появился собственный видеомагнитофон, Игорь без вопросов дал переписать и съемку Ю.Дроздова с той самой «Лекцией», и всё, что душе угодно. А впервые увидел я эту песню именно на «Творческом поиске», но уже в Москве.
Коллектив программы «Творческий поиск В.Высоцкого» после выступления у военных летчиков: 1. В.Абдулов; 2. И.Шевцов; 3. Н.Кожемяко; 4. Б.Карп; 5. А.Казаков; 6. Г.Антимоний.
В Москву я наезжал часто, при возможности бегал на «рассказ-концерт» и там. Чаще всего до очередного зала подвозил Шевцов, — до сих пор помню, что ездить было страшновато: водил он, прямо скажем, не блестяще. Но иной раз наши маршруты не совпадали, и добираться приходилось собственным ходом. То туда, то сюда, а то и вовсе — ни больше ни меньше — в какой-то райком КПСС. Маршрут объяснили предельно кратко: мол, на метро до такой-то станции, оттуда райком в зоне видимости, в крайнем случае спросишь прохожих. В то же время — зима: пока доехал до платформы, — стемнело. Ветка метро идет над поверхностью, из-под нее выныривает по виду загородная автотрасса с характерной безлюдной остановкой проходящего автобуса. Ни людей, ни транспорта, а впереди едва ли не до горизонта простирается снежное поле, за которым вдалеке мерцают неяркие огоньки. По подвернувшейся тропке потопал на эти огни: других ориентиров все равно не было. Одинокие граждане, встреченные на полдороги, испуганно шарахались в сторону — да вы, небось, и сами отпрыгнете в сугроб, если на заснеженном пустыре к вам из темноты шагнет замерзший парень в ушанке с сиплым вопросом: «Где здесь райком партии?»
Собственно, эта дорога оказалась чуть ли не самым ярким впечатлением вечера. Или нет, было еще одно: единственный раз на моей памяти зал (куда я, не беспокойтесь, в конце концов попал) неожиданно оказался полупустым. Абсолютно вразрез с привычными для «Творческого поиска Высоцкого» аншлагами и переаншлагами свободными стояли больше половины кресел. Заинтересовавшись феноменом, я выяснил-таки причину: билеты были бесплатными, и жадные до халявы партийцы хватали их пачками «на всякий случай», но оказались не в состоянии использовать в таком количестве.
Было еще по крайней мере одно выступление перед специфической аудиторией. Состоялось оно намного раньше и не на моих глазах (так что просто передаю рассказ участников событий), к тому же имело серьезные отрицательные последствия: на участников «Творческого поиска» поступила весомая кляуза, которая едва не привела к запрету программы. На выступлении в одном из причерноморских санаториев они опрометчиво включили в программу «Охоту на волков», не дав себе труда поинтересоваться, кто находится в зале. Собственно, там находились только отдыхающие, да вот беда: это был санаторий ветеранов органов. Неспроста и реакция зрителей была непривычно сдержанной, и записки артистам поступали своеобразные. Вот подают аккуратно сложенный листок, на котором автор нетвердой, но уверенной рукой надписал:
«В президиум».
А далее привычно... даже не вопрошает — запрашивает информацию:
«Осветите кратенько:
- кто Высоцкий по национальности?
- каков состав семьи Высоцкий–Влади?
- какую он вел общественную нагрузку?»
Когда вызванный злосчастным выступлением скандал удалось погасить, Шевцов не удержался и включил цитату из этой записки в программу концерта — конечно, без комментариев. Он в принципе старался не заострять формулировок, звучащих со сцены. К примеру, вот фраза о запрете использования песни Высоцкого в кинофильме, для которого она была написана: «Случилось так, что песня в кинофильм не вошла». Зритель все понимал (и это было видно по реакции зала), а формального повода для чиновничьих придирок не было.
Шевцов постоянно вводил в репертуар новые и новые ролики с последними найденными песнями, но в какой-то момент просто вынужден был заказать повторную печать старых: изготовленные в первые годы копии успели затереться едва ли не до дыр от бесконечных показов. Снятые с вооружения пленки Шевцов с Абдуловым подарили В.Ханчину, товарищу Высоцкого из Самары — для проведения вечеров памяти, — но были немало удручены, когда узнали, что тот в результате устроил пошловатое зрелище со всхлипами и канделябрами. Да, дурновкусие — это то, что коробило их неизменно. Не забуду, с какими лицами стояли они за кулисами одного из московских залов, хозяева которого внезапно решили перед началом их программы устроить свой собственный, так сказать, бенефис с приторными восторгами и цитированием безграмотных газетных заметок. Три-четыре минуты участники программы изо всех сил пытались молча переждать происходящее. Первым не выдержал Абдулов. Он сделал полшага на сцену, где заливалась экзальтированная дама, затем с выразительной обреченностью на лице театрально развел руками и, выдержав паузу, снова скрылся в кулисе. Зал с облегчением рассмеялся — в результате нежданный пролог стал восприниматься совершенно отдельным и даже пародийным зрелищем.
А уж сколько раз приходилось успокаивать Абдулова за кулисами, когда он кипятился, обнаружив среди вороха зрительских записок очередную просьбу «Исполнить последнее стихотворение Высоцкого «Последний приют» (хотя, казалось бы, мог и попривыкнуть — такая просьба поступала на каждом третьем выступлении):
Записка из зала с просьбой включить в программу песню «Человек за бортом».
— Кому вообще может прийти в голову, что эти дешевые, сопливые строчки мог написать Володя! Да еще перед смертью!
Ответы на другие странные записки обсуждались веселее.
— «Расскажите о работе Н.Джигурды над поэтическим архивом Высоцкого», — просил кто-то наслушавшийся бредней волосатого эпигона.
— Может быть, ответим поэтически? «Не порите ерунду про Никиту Джигурду!» — улыбаясь, предлагал Шевцов.
Артистическая комната «Творческого поиска» служила не только естественным местом подготовки к выходам на сцену и расслабленного бытового трепа. Она фактически была одним из штабов актуального высоцковедения тех лет. Или, выражаясь менее громогласно, рабочим кабинетом, где обсуждали результаты поисковой работы и текущие вопросы публикации произведений Высоцкого (обсуждали, конечно, не так пустопорожно, как в нынешних клубах или на форумах, — а в практической плоскости), где прорабатывали стратегии действий и радостно (хоть и без угощения) принимали неслучайных гостей. Помню, как в Киеве заходил блистательный гитарист, Народный артист Украины Валерий Петренко — познакомиться, поблагодарить, сказать трогательные слова любви к Высоцкому. Помню, как в Москве сидели с фотографом Александром Шпинёвым, принесшим горы потрясающих кадров с Высоцким и рассказывающим подробности съемки каждого из них: вот Владимир Семенович с волнением выглядывает из-за кулисы — сегодня в зале Марина Влади; вот в первый раз исполняет «Баньку по-белому» для коллег, собравшихся в помещении актерского буфета Таганки...
Но как-то раз я проник за кулисы «Творческого поиска» неожиданно глубоко. В тот вечер сидел возился с бумагами у Абдулова, за которым перед концертом заехал Игорь Шевцов.
— Едешь? — обращается ко мне.
— Ох, не сегодня.
— Давай, будет интересная программа
— Дела-то не ждут.
— Успеешь с делами. Что ты тут зарылся!
Я даже свитер свой, у горла разорванный, показывал — мол, неудобно на люди выйти. Но настроение у Игоря прекрасное, и всё ему нипочем:
— Тебя подвозят и увозят, дался тебе этот свитер!
Ну, слово за слово, вышли в зимний переулок, вытолкали из сугроба шевцовские «Жигули», завелись, поехали.
Прикатили на какое-то предприятие — и на проходную. Мне перед тем для понта сунули в руки яуф (бочонок для переноски кинопленки). Ну вот буквально киноленту вместо документу — что, мол, свои, мол, хау ду ю ду:
— Не знаем, почему его фамилии нет в списках, мы без него вообще ничего не сможем запустить, вы что!
Прошли, разделись, разбрелись осматриваться. Околачиваюсь в пустом еще зрительном зале, как вдруг подбегает Шевцов, на лице тревога:
— Выручай! У их электрика, видите ли, закончился рабочий день! А щитки, представь себе, в противоположном конце от кинобудки. Ты сможешь постоять на рубильнике?
— Разве что просто постоять. Откуда мне знать, когда его дергать?
— Когда ролик идет. Ты же программу наизусть знаешь!
— Наизусть-то знаю, но в варианте трехмесячной давности. Небось пол-программы с тех пор поменялось.
— Тогда давай перед показом ролика я буду говорить, якобы киномеханику: «Дайте, пожалуйста, изображение!». Он-то и без меня в курсе, когда что давать — на самом деле это сигнал для тебя. Закончилась песня — включай свет опять, до следующего сигнала.
Махнул мне в направлении щитовой, иду разыскивать. Путь лежит в обход зала через застекленную галерею, где почему-то темень и холод, как на улице, разве что снега нет. Нахожу нужную каморку. Электрика задержали для инструктажа, топчется уже одетый. Початой бутылкой пива тычет в нужные тумблеры, ждет пока я разочек дерну их для пробы и, по-свойски предложив отхлебнуть, растворяется в ночи.
Самое время сориентировться. Крохотный закуток под авансценой, напоминающий суфлерскую будку. На стене — щитки, вдоль стены — скамеечка. Узковата, но и я не бугай, сидеть можно. Зато стоять — просто никак, потолок слишком низок. Разве что ровно под плоским люком в потолке, который чуть приоткрыт в сторону задника сцены. При этом из люка видна только обувь артистов, а чтобы посмотреть на лица или, наоборот, на экран, приходится, изогнувшись, замирать в неудобной позе. Съездил на концерт, называется.
Ладно, деваться некуда, и большую часть времени покорно сижу на скамеечке, слушая доносящуюся сверху программу. Вот заканчивается очередной блок текста, Шевцов просит, обращаясь куда-то вверх: «Дайте, пожалуйста, изображение», — опускаю рубильник. Слышу финальные аккорды песни — задираю рубильник вверх... Что такое? Что за ропот в зале? Подныриваю под крышку и вижу, что песней ролик не закончился, Высоцкий что-то говорит с ослепшего под верхним светом экрана. В панике ныряю, заваливаю рубильник... Хух! Единственная накладка за вечер.
Но не единственная проблема. По мере течения концерта я в своем «подземелье» начинаю ощутимо подмерзать, потом — конкретно замерзать, потом — постукивать зубами от холода. Вспоминаю выстуженную галерею, и понимаю, что отапливается только зрительный зал, а за моей стеной — даже не соседнее помещение, а ночная, ветренная, земетенная колючим снегом Москва. Выйти размяться нельзя — пропущу сигнал. Куртка в гардеробе, свитер дома. И неспроста, ох неспроста одет был в верхнюю одежду и переминался с ноги на ногу местный электрик, да еще подогревался пивком, которым я сдуру побрезговал.
Все, что теперь остается, — мужественно дотерпеть. В конце концов, впереди не больше половины программы (мне ли не знать ее продолжительности — час двадцать). А вот уже 2/5 программы... треть... четверть... пятая часть... Постойте, судя по доносящимся со сцены словам, никто и не думает выходить на финал! 1:30. Да что происходит?.. 1:40. Сопли ручьем... 1:50. Разболелась спина... Проклиная всех и вся, онемевшими пальцами механически двигаю вверх-вниз ледяные карболитовые рычаги, и вот уже чудится издевка в ровном голосе Игоря Шевцова, раз за разом не забывающего добросовестно повторить: «Дайте, пожалуйста, изображение».
Но вот наконец заветное: «...Главное, что мы должны сегодня сказать: Высоцкий — выдающийся современный поэт. Он служил делу, которому был призван, честно и до конца», шквал аплодисментов, шум и восторг зала. Спасение! Теперь — к свободе, к свету и к теплу, к теплу!
Одна из афиш программы «Творческий поиск В.Высоцкого». Авторы С.Пегов, В.Нисанов (1987 г.)
Первый мой вопрос усталому и довольному Шевцову:
— 2:05! Почему?!
Оказывается, принимающая сторона буквально умоляла:
— Мы очень любим Высоцкого! Мы вам заплатим вдвое, но мы вас просим: пожалуйста, выступайте подольше! Столько, сколько сможете! Готовы слушать хоть до утра!
Шевцов, кстати сказать, протянул мне мою долю гонорара и не дал отнекнуться. Но этим не успокол: небось, он заранее знал, что нужен человек на рубильник! Небось, не без задней мысли тянул меня на концерт!..
— Не злись, — бубнит на ухо киномеханик Никита. — Мы вообще-то еще два ролика брали. Скажи спасибо, что я их ногой отпихнул, а не поставил на проекцию: сил больше не было. А этим волю дай — выступали и выступали бы!
Кстати, о гонораре. Конечно, точной суммы не помню за давностью, однако могу уверенно сказать: деньги довольно ощутимые, но даже для моих юных лет далеко не заоблачные. И не будем забывать, что это была двойная оплата, притом гонорар, насколько мне известно, делился среди всех участников поровну. В Киеве я еще раз невольно, так сказать, заглянул в карман своим товарищам: ходил за компанию с Абдуловым в бухгалтерию Укрконцерта и видел документы, по которым начисляли гонорар. Там он был до смешного мал. Опять же, не вспомню точно, 20 или 30 рублей, — но порядок суммы именно таков. Между прочим, даже эти скромные деньги Укрконцерт пытался зажать: в тот день их не удалось вынудить расплатиться, и я посочувствовал Абдулову, на что услышал в ответ:
— Да ладно, брось! Повсюду так, обычная история.
Рассказываю это в связи с ходившими в определенных кругах сплетнями, будто «Творческий поиск» создавался и функционировал исключительно с коммерческой целью. На самом деле участники программы, конечно же, ставили перед собой в первую очередь просветительскую задачу. Вспоминается, что когда Абдулов в какой-то момент по личным причинам стал уклоняться от участия в концертах, а Шевцов на моих глазах пытался его разубедить, финансовый аргумент ни разу не прозвучал ни с той, ни с другой стороны.
— Пойми, — внушал Шевцов, — у зрителя совершенно другое впечатление, когда к нему выходит человек, которого он только что видел в компании с Высоцким на экране!..
(Подчеркиваю: речь шла именно о воздействии на зрителя, а не о привлечении его в зал, поскольку имена артистов были указаны только в давно израсходованной самой первой из десятков афиш «Творческого поиска».)
Будучи держателем уникальных кадров хроники, Шевцов не только не препятствовал, а наоборот — энергично способствовал их выходу на экраны и в видеопрокат. Его собрание легло в основу ряда зарубежных и всех отечественных телепередач и видеопрограмм о Высоцком первых двух посмертных десятилетий. Добившись широкой доступности документальных съемок Владимира Высоцкого, Игорь Шевцов с чистой совестью и без малейшего сожаления свернул свою сценическую программу.