Я давно, очень давно дружу с Артуром Макаровым и через него, тоже достаточно давно, познакомился с Володей Высоцким. В те годы, в начале 70-х, он был для меня очень хорошим товарищем, очень симпатичным артистом, но не более того. Когда в 1971 году мы начинали работать над картиной "Плохой хороший человек", у меня возникла идея снимать вместе Даля и Высоцкого, и я предложил ее Иосифу Ефимовичу Хейфицу. Тому идея понравилась. Были фотопробы, кинопробы, и в результате Володя оказался на одной из главных ролей.
Надо сказать, что к этому времени у него уже накопился кое-какой кинематографический опыт, но преимущественно связанный с Одесской киностудией. Я очень хорошо помню, что когда он приехал в Ленинград, и Хейфиц начал репетиции, а потом актеров стали одевать — костюмы, то-се — Володя был просто в шоковом состоянии: оказывается, бывает и такое кино. Не хочу обидеть Одессу — и у нас на "Ленфильме" немного групп, которые могли бы в то время сравниться с Хейфицем по дотошности. Например, долго — полчаса — обсуждалось: а давайте на костюме у фон Корена, роль которого играл Высоцкий, одну пуговичку сделаем полуоторванной: он холостяк и, наверное, некому за ним ухаживать.
У Володи были круглые глаза от того, что можно настолько подробно заниматься деталями. Наверное, никто из зрителей никогда в жизни не заметил бы эту полуоторванную пуговку, но она была. И всю картину мы следили за тем, чтобы она держалась на одной ниточке.
Потом мы снимали первый павильон — это дом фон Корена — он был обставлен настоящим музейным реквизитом. На съемках присутствовала сотрудница музея и все-все-все, до последней детали, было точно подобрано.
А если говорить о деталях дальше, то обеды для сцены в доме Папанова-Самойленко привозились из ресторана гостиницы "Европейская". Не просто какой-нибудь супчонок из Ленфильмовской столовки — а из "Европейской". Все это актеры действительно ели — вкусный, хорошо приготовленный "исходящий реквизит". К тому же поварам говорилось: "Ребята, вы уж постарайтесь — это для Высоцкого, Папанова, Даля". И ребята, конечно, старались. Приезжал официант, накрывал стол, сервировал, чтобы все было "как надо". А зелень из Баку! Помню, как мы мучились, чтобы она всю смену выглядела свежей, — снимали тогда по восемь-девять часов — мы ее обрызивали, поливали, и чуть ли не два раза в день меняли.
Короче говоря, профессионализм Хейфица очень высок. Можно так или иначе относиться к его фильмам, к результату, но сам процесс, я в этом абсолютно убежден, производил сильнейшее впечатление на актеров, отвыкших и от репетиций, и от умного, тонкого, подробного разговора с режиссером. И от внимания, которым были окружены все актеры в группе.
Это, я еще раз повторяю, произвело на Володю настолько сильное впечатление, что, когда картина закончилась, он мне сказал:
— Ты знаешь, я к Хейфицу пойду на любой эпизод. Если он в следующий раз меня на роль звать не будет, а предложит маленький эпизод, самый ерундовый, — я всегда к нему пойду.
Удивительно даже! Суперсовременный человек Высоцкий и уже, будем так говорить, не первой молодости Хейфиц — вдруг так сошлись. Таким, очевидно, было отношение Володи к профессионализму.
Надо сказать, что он очень хотел, чтобы в этом фильме снималась Марина: и Чехов, и такой режиссер, и это были первые годы их совместной жизни. Помню, еще до начала съемок подошел ко мне:
— Слушай, поговори с Хейфицем — вдруг он попробует Марину снять?
Я разговаривал с Хейфицем — не знаю, почему тот побоялся... Как-то это ему не показалось, и он ушел от разговора. Второй раз я не заговаривал. Но чувствовалось, что Марине жутко хочется сняться в картине. Почти все время съемок в Ленинграде — а мы снимали там на протяжении месяца — Марина приходила каждый день и сидела с постоянно открытым томиком Чехова: еще раз перечитывала эту повесть.
Поразительно, что без пятнадцати десять (съемка в вечернюю смену продолжалась до двенадцати — до начала первого ночи) Марина прощалась со всеми и уезжала к себе в "Асторию". Как-то раз я спросил:
— А что вы так рано уходите?
— Женя, я же актриса, я должна завтра хорошо выглядеть.
Я потом это ставил в пример своим артисткам: вот, девочки, смотрите, французская звезда без четверти десять говорит всем "спокойной ночи", ибо лицо актрисы — тоже принадлежность профессии.
Потом Володя многократно приезжал на съемки в Евпаторию. Помню его первый приезд и первый эпизод: мы снимали, как он делает зарядку с гантелями на берегу. Точнее, это Саки, пляж в Саках, где у нас была построена "пляж-декорация".
Прилетал Володя частенько, раз в два-три дня. Всегда был очень занят, постоянно оказывалось много работы — мы его снимали в первую очередь. Олег уже был с нами, уже освободился от "Земли Санникова". Прилетали Папанов, Максакова — вот так и работали: тихо, мирно, очень симпатично.
Хорошо помню последнюю съемку в Евпатории, в татарском квартале возле рыбзавода. Маленькая, узенькая улочка, а со всех этажей завода свесились девочки и мальчики в белых халатах. Как обычно — когда идет съемка, всегда собирается толпа. Надо сказать, что поскольку я Володю знал давно, то никогда всеобщего ажиотажа вокруг него не разделял и довольно криво улыбался, глядя на все это. Я даже не ожидал, честно говоря, такой популярности.
Съемка закончилась поздно, уже темнело. В этот вечер мы уезжали в Симферополь, чтобы оттуда перелететь в Гагры — в Адлер. Может быть, уже уложили чемоданы, такое у меня осталось ощущение. Наконец: "Стоп! Все! Закончили!" — и тут выскакивают какие-то девушки и мужики, несут три огромных ящика рыбы. Такой рыбы я ни до, ни после не видел. Громадные лососи (на самом деле они назывались "кефаль копченая") складывались у ног Высоцкого. Не помню, как к нему обращались: "товарищ Высоцкий", "Владимир Семенович" или "Володя" — а может быть, никак, может, в третьем лице, — но помню совершенно умиленные лица этих девочек и ящики у его ног: "Это вам!"
Он смутился: "Да что вы? Да куда же, как же?!" И к нам: "Ребята, вы это всё забирайте с собой в Пицунду. Я потом приеду, тоже попробую". Это были необыкновенные рыбины, которые мы не могли съесть в течение полутора месяцев нашей экспедиции в Гаграх. Мы жили там вчетвером в домике на самом берегу, и рыбины были распиханы по всем холодильникам. Когда приезжал Володя или кто-то еще, всегда собирались у нас на громадной веранде, где стояла плита, на которой мы всячески кулинарно изощрялись. Объявили конкурс на лучшую яичницу, придумали 40-50 сортов — дальше этого фантазия не могла пойти. А больше ничего не было: только яйца и эти громадные кефали. Под водку они шли замечательно. Олег тогда еще попивал, а Володя — нет. Совершенно.
И в Гагры Володя приезжал на короткие сроки — на два-три дня. Папанов обижался: почему снимают Высоцкого и не снимают его. А я на это отвечал: "Анатолий Дмитрич, вы с нами, вы в отпуске, а у Володи всего два дня".
Помню, в первый раз он приехал. Его поселили в Гаграх, а основная группа жила между Гаграми и Пицундой в небольшом таком курятнике на берегу, и встретились мы уже в Бзыбьском ущелье. Там снимали пикник и дуэль. Это 21-23-й километр дороги на Рицу, там выше Голубого озера есть отворот влево: небольшая дорожка как бы ведет в горы, а на самом деле поднимается метров на десять и выходит на большую поляну. Туда и привезли Володю в первый день.
Он подошел ко мне:
— Женя, у меня просьба: можешь ты мне дать какого-нибудь администратора? Я после съемки сгоняю в Гагры, зайду в филармонию и, может быть, договорюсь на несколько выступлений — ведь вечерами ничего не делаю.
Отправился с ним Юра Чичельницкий, был такой у меня ассистент. Потом он рассказывал, что там происходило. Они подъехали к филармонии, на здании висели афиши: "Концерты скрипача Олега Крысы, лауреата конкурса Чайковского". Вошли в помещение, там сидели несколько грузин. Володя сказал: "Здравствуйте, я Высоцкий". Дальше они говорили об условиях концертов, сколько их будет, что, чего. "Но, — говорит, — факт тот, что, когда мы выходили после этого разговора — а разговор продолжался минут тридцать, не больше, — прямо на наших глазах снимали афиши Олега Крысы и вешали другие: "Владимир Высоцкий. Только два (или сколько их там было) концерта"!".
Володя действительно дал эти концерты. Я на них не был, но, кажется, он выступал два вечера по два концерта подряд. А на следующий день по всему побережью от Сочи до Сухуми уже продавались гибкие пластинки с песнями Высоцкого из выступлений в Гаграх. Во всех ларьках гремели!
Тогда же он рассказал мне очень интересный случай со своими выступлениями. Однажды к нему приехали какие-то ребята из Армении и говорят:
— Владимир Семенович, мы бы хотели, чтобы вы у нас выступили. Мы вам платим наличными столько-то. И все.
А при постоянном Володином безденежье, конечно, каждый концерт — это какой-то заработок. Я не знаю, сколько ему платили. Может быть, это было много в сравнении с тем, что официально получал актер за выступление — но не такие большие суммы, как кажется. Да и не часто эти концерты у него в то время были. И он согласился:
— А когда?
— Вот тогда-то. Через три дня ждем вас в аэропорту.
— Хорошо, я лечу.
Прилетает. Действительно, стоят какие-то ребята, шустрые такие. Машина встречает у трапа — это все-таки Армения, Ереван. Сели, поехали. Большое здание, зал человек на 800-1000 набит битком. "Я, — он говорит, — выхожу и — по одной программе без всяких там яких: не думаю, какие песни петь, пою все, что хочу, что придет в голову.
Отработал, очень хорошо принимали. Ухожу за кулисы. Как и обещали — сразу конверт. Из кармана в карман, никаких ведомостей. Тут же стоит какой-то коньяк, ящик с фруктами:
— Владимир Семенович, это вам.
— Спасибо, спасибо. Кстати, ребята, где я хоть выступал? Скажите, что за организация?
— Это Комитет государственной безопасности, Владимир Семенович".
Он рассказывал: "Я меняюсь в лице, а они:
— Ничего-ничего, все в порядке, приезжайте к нам снова. Спасибо вам большое!"...