Моя мать считается прообразом Анки-пулеметчицы — воевала в дивизии Чапаева, получила орден. Затем окончила университет, работала юристом во Внешторге в Берлине до войны. Там я и родилась. Отец был военным, разбился, когда летел в Кенисберг. Перед войной мы переехали в Москву, в этот самый дом, где я живу сейчас, — только в другую квартиру. Дом был ухоженный — как-никак обеспеченная семья.
Олег Стриженов привел туда Володю Высоцкого. Тот хотел попасть к нам из-за мамы и из-за моего мужа Аркадия Бочкарева, капитана баскетбольной команды ЦСКА. Ребята зашли, кажется, с Каретного — кстати, может быть, мы познакомились именно в компании на Большом Каретном: я часто бывала там. Володя не был мне интересен, и момент знакомства не запомнился. И, например, когда у мужа появилась «Волга» с оленем, в которой все рады были просто посидеть, но то что прокатиться, Володю никуда не брали — кто он такой? Стриженов — другое дело, знаменитость...
Так вот, пришли Олег с Володей — была то ли весна, то ли осень. Володя уселся на кухне, справа Стриженов, слева я. Нянька дала нам какую-то еду, и тут заходит мама. Видит — незнакомый мальчик, маленький, щупленький:
— Кто это такой еще? — Мама, надо сказать, не одобряла моей тяги к «богеме», дружбы с артистами. Ей хотелось, чтобы я вращалась в более солидном обществе.
— Володя меня звать, — отвечает.
Ну, а маме главное что:
— Где работаешь?
Володя нигде не работал в тот период. И говорит:
— Водопроводчик я.
— Почему же ты учиться не стал?
— А он хороший водопроводчик, — вставляет Олег, — он во МХАТе у нас работает.
— Женат?
И Володя перешел на свои байки с пришепетыванием:
— А жнаете што? Я пыл шенат, но ш шеной-то я рашошолся.
У меня пыло тве жены. Вот ш отной, шнаете, у меня какая иштория получилаш? Я колупятник. У меня, шнаете, ошень колупи хорошие, я колупей коняю. А шене теньки не таю, а она вше шаловалаш мне, шаловалаш.
И вот, вы понимаете, я пришел раш домой, она коворит: «Шьешь шупчик!» Вше шаловалаш, што теньки не таю, а тут шупчик. «Што это в шупчике?» — шпрашиваю. «Курятина это, курятина,» — коворит. Я шмотрю — а это мой люпимый колупь там в шупчике. И я с ней расошелша.
А шо второй шеной я расошелша — она мне коворит: «Ты некультурный, некультурный. Пойтем в Польшой театр на оперу или палет». Вот мы ш ней пришли в театр. Как нашалаш мусыка, мне штало шкушно, и я ушнул. Ушнул — он меня толкает и коворит: «Што ты телаеш, это неприлишно!» А я ей коворю: «Ешли пы диришор телал палошкоц вот так, я пы не ушнул. А он телал палошкой вот так!» И вот, вы шнаете, я ей не понравилша, и иш-ша этоко мы расошлиш. Понимете, я некльтурный такой, я водопровотшик.
Мама сначала не врубилась, отозвала меня в сторону и говорит:
— Ну что ты водишь кого попало в дом? Зачем тебе это нужно?
— Мама, — отвечаю, — это же он нарочно. Он тебя разыгрывает!
— Да я так было и подумала, а потом решила — нет, не разыгрывает.
— Мам, он артист.
— А где он работает?
— Ну, он еще...
— Значит, артист, которого никуда не взяли. Выходит — плохой артист.
И опять в кухню:
— Вообще, ребята, вы, наверное, и пьете, и курите, надо с этим делом кончать!..
Я рассказывала маме, что Володя поет песни, но она к этому не прислушалась. Но как-то раз они опять пришли с Олегом, у них была гитара, и мы сидели на кухне. Заглядывает мама:
— Ну что вы там бренчите? Идите сюда, — а у нее в гостях была приятельница.
Они вошли в комнату, сели на сундук и запели: «Враги сожгли родную хату...» И маму с гостьей это невероятно растрогало, — хотя они еще не были пожилыми. Они рыдали.
После этого случая мама стала Володю привечать, подкармливать.
Володя, кстати, учил моего мужа играть на гитаре и очень этим гордился.
В прихожей стоял диван, на котором одно время спал наш родственник Артем, громко храпевший по ночам. С этим диваном связана одна история.
Володя уже работал в Театре им.Пушкина. Я разошлась с мужем. К нам периодически приходили ночевать ребята — на этот диван. Стучали в стенку с лестницы, чтобы мама не слышала. Один раз, опять же, судя по всему, весной или осенью, слышу стук:
— Кто?
Володин голос:
— Пусти меня! — а два часа ночи. Приоткрыла дверь — вроде, выпивший.
— Пусти на артемовский диван.
— Да я тебя потом не выставлю! Не пущу.
— Ладно, отвечает, я запомню.
И в самом деле запомнил — много лет спустя упомянул об этом случае, когда мы случайно встретились за кулисами киноконцертного зала «Октябрьский». Он спускался по лестнице, выступив в каком-то концерте.
Наше общение давно прекратилось. Было несколько мимолетных встреч — например, на Красной площади. Володя шел с Мариной Влади, в обществе Митты.
И однажды, когда мой второй муж Игорь снимался с Володей в «Единственной дороге» а режиссер этого фильма В.Павлович справлял свой »день рождения в ресторане «Белград», мы оказались за одним столом.
Народу было много, мы сидели в одном конце стола, Володя с Мариной — в противоположном. Общения не было — разве что поздоровались вначале.
А меня с подругой все время приглашали на танец какие-то грузины, сидевшие за соседним столом. Игорь отшучивался, но с чувством юмора у них было неблагополучно. И вот они разволновались, разнервничались, в какой-то момент подошли к столу и заявили, что они бы избили его или что-то в этом роде, но, мол, благодари Высоцкого и Влади, что сидишь с ними за одним столом. Причем, Володя совершенно ни во что не встревал. Они с Мариной держались очень скромно, даже незаметно. Мы же наоборот — «бешено веселились».
Когда все стали расходиться, я ощутила некую стену между нами: как бы — скромные знаменитости и нескромные незнаменитости. Меня это задело, я начала скандалить. На улице изобразила Володину походку, заявила: «Конечно! Я его не пустила ночевать!..»
Он, идя с Мариной, обернулся и погрозил мне. На том и расстались.