Летом 1968 года я, в то время — студентка Киевского института лёгкой промышленности, в качестве рабочей отправилась в геологическую экспедицию вместе со своими друзьями — студентами Ленинградского университета, проходившими таким образом практику после первого курса.
По окончании экспедиции, примерно 15 августа, приехала в Ленинград — получить заработанные деньги, а заодно и посмотреть город.
Остановилась в студенческом городке на Новоизмайловском проспекте. Помню, что с началом Пражских событий на седьмом этаже нашего общежития заперли студентов из Чехословакии. Перенесли туда телевизор из холла, и трижды в день одни и те же бравые ребята на легковом автомобиле доставляли им еду в судках. Мы же по лестнице чёрного хода носили заключённым пиво в чайнике, передавая через маленькое разбитое окошечко. Август стоял жаркий, и это происходило по нескольку раз в день.
Нам пояснили, что чехов изолировали в целях их же безопасности. Да и вообще, смысла событий мы по тем временам понять не могли. Даже после того, как услышали рассказы девушек с филфака, ездивших в Чехословакию на практику.
Ввод войск застал их во время экскурсии в Братиславу.
Они описывали советские танки с белыми крестами на броне. Рассказывали, как ночью, когда началась стрельба, в общежитии напротив автоматными очередями были выбиты стекла. Как прятали они у себя в общежитии девушек-немок, которых кто-то преследовал. Как проходили митинги, на одном из которых застрелили молодую чешку, говорившую «что-то не то». Как местные жители выходили к советским солдатам: «Что же вы делаете! Ведь мы считали вас освободителями!..»
О наших студентках никто не вспомнил. Деньги и вещи остались в Праге. Они разыскали воинскую часть советской армии, но там их, накормив, выпроводили за ворота.
Наконец, им помогли военные-поляки, эвакуировав в Варшаву, оттуда девушек отправили поездом в Москву.
Их было трое или четверо, имена вспомнить трудно — Люда, Таня?.. Я запомнила единственную фамилию, очень необычную: Богиня...
Тем временем мои приятели сдавали результаты практических работ во Всесоюзный геологический институт. Забавная подпись тамошнего комсорга Жени Сенькина запомнилась навсегда: «ЕСенькин».
В конце концов мы все получили расчёт и решили отпраздновать это событие.
Собрались дома у одной из студенток, на Васильевском острове — точный адрес меня, конечно, не интересовал. Мы с подругами пришли туда пораньте, наварили целое ведро пельменей. Ребята прибыли позднее, с пивом и раками.
Расположились в длинной и узкой комнате коммуналки: с одной стороны диван, посредине неширокий стол, а с другой стороны стулья уже упирались в стену.
Там была Богиня с подружкой — они делились впечатлениями. Было ещё человек десять-пятнадцать. Меня больше всего заинтересовал лётчик по имени Борис (тем более, что я сама занималась парашютным спортом, летала на спортивных самолётах).
Он воевал во Вьетнаме, был сбит, после ранения вернулся в Союз. От него я впервые услыхала, что там воюют не американцы с вьетнамцами. «Братцы, — говорил Боря, — это мы там с Америкой воюем, но на голове несчастных вьетнамцев». Рассказывал, что видел и слышал там, описывал виденный по дороге на родину стриптиз...
Постоянно кто-то выходил, кто-то появлялся. Примерно в середине вечера появился Сенькин, вместе с каким-то парнишкой в клетчатой рубашке. Пришёл и Миша, который в своё время пригласил меня в экспедицию. Мы с ним вышли покурить на кухню.
Ещё в экспедиции я гадала ребятам на картах — забавы ради. Теперь Миша попросил погадать его спутнице.
Я погадала ей, ему, ещё кому-то. Тут на кухню заглянул парень в клетчатой рубашке. Подсел к нам, дождался, пока я закончу:
— Погадаешь мне?
— Пожалуйста!
А у меня тогда были длинные белые волосы, он и заметил:
— Что-то ты не похожа на цыганку!...
Под такие шуточки разложила карты. Всего не вспомню, но точно сказала:
— У тебя много казённых хлопот, казённый дом, казённые дела... Хлопоты впустую. Но это скоро закончится, потом будет всё благополучно...
Разложила по-другому:
— Выпадает тебе блондинка. Ты её любишь, она тебя любит...
— Любит?
— Любит, — отвечаю. — Всё у вас сложится. Она принесёт тебе известность и богатство. У неё много денег, — так действительно следовало из расположения карт, но разговор вёлся как бы не всерьёз.
— Ну, — говорит, — если всё это сбудется, я тебя просто по-царски отблагодарю!..
Докурили и вернулись в комнату. Я — к своему лётчику, парень — на своё место возле выхода.
И только когда он взял гитару (то ли с собой была, то ли одну из наших) и запел, до меня дошло — кому я гадала!
Песни-то его я слышала: и ребята часто пели, и на магнитофонах они звучали. А видела только в «Вертикали» — где же было ещё? — и, конечно, не узнала без бороды.
Но присматриваться было поздно: я тогда уже слабовато видела, а сидели мы у противоположных концов стола. Тут же вспомнилось, что его имя уже мелькало сегодня в разговоре, но я тогда и не осознала, о ком речь.
Спел Высоцкий две-три песни. Одну, вроде бы, о природе, а другую — то ли «Ещё не вечер, то ли «Корабли»... Точно могу сказать одно: до того я эти песни не слышала.
После этого он извинился и потихонечку ушёл. Недолго, в общем, посидел — может, успел пива выпить.
Уже без него мне сказали, что приехал Высоцкий со съёмок фильма «Хозяин тайги» и что разводится с женой — или какие-то у него в этом плане неприятности.
Вскоре я вернулась в Киев — к первому сентября. Рассказала подружкам про Чехословакию, про Вьетнам — никто, конечно, не поверил. Сообщила, что познакомилась с Высоцким, — тем более подняли на смех.
Прошло несколько месяцев. Перед 7 ноября в кафе «Эврика» на бульваре Леси Украинки возле Печерского моста в течение нескольких дней проводились вечера отдыха для студентов. Кто-то из моих соседок по комнате в общежитии взял билеты на столик, и мы вчетвером отправились туда.
Это было накануне праздника, но не 6-го — значит, четвёртого или пятого.
Сидели мы у самой эстрады (я — лицом к ней), угощались: столики с самого начала были накрыты. Играл оркестр, кто-то пел, были танцы.
Вдруг по залу от дверей покатилась волна аплодисментов. Видно было, что они адресованы вошедшей группе людей. И, обгоняя аплодисменты, зашуршал шепоток: «Высоцкий! Высоцкий!»
И вот сам Высоцкий, в коричневой кожаной куртке и вельветовых брюках, отделился от компании, поднялся на эстраду и сходу спел — причём, мне запомнилось, что сказал перед этим: «Я вам не спою, я вам покажу песню» — «Охоту на волков».
Подружки стали меня подзуживать:
— Ты же знакома с Высоцким — вот и подойди к нему!
А мне, конечно, неудобно было вылазить, тем более без уверенности, что он меня вспомнит.
Тем временем Высоцкий спустился с эстрады, куда-то отошёл со своими спутниками. Затем появился с бутылкой шампанского — и неожиданно направился к нашему столу.
Я была потрясена! А он, подойдя, встал между моими соседками и заявил:
— Вот эта девушка мне как погадала — всё сбылось! Как в воду смотрела.
(Кстати, про Марину Влади мы тогда и не слышали).
Разлил по нашим бокалам шампанское, посидел минут пять, побалагурил. А после говорит:
— Я ведь ещё отблагодарить тебя должен! Какую хочешь благодарность?
Я ответила что-то в том смысле, что лучшей благодарностью с его стороны будет песня.
Вставая из-за столика, он попросил мой адрес. Я на салфетке записала: Киев, улица Киквидзе, номер общежития, комнаты — 94 — и фамилию (тогда ещё девичью — Коструба).
— Я для тебя пою, — сказал Высоцкий и вернулся на эстраду.
Спел ещё пару песен. Шуточную (я практически её не запомнила) и «Здесь вам не равнина...» После этого под аплодисменты вставшей с мест публики вышел из кафе.
Я была вполне довольна его благодарностью, но перед Новым годом получила ещё и бандероль. Там оказалась катушка магнитной ленты.
Магнитофон тогда был студентам не по карману. Когда же я, выйдя замуж, приобрела его — то довольно быстро поломала. И вышло, что слушала эту плёнку всего несколько раз, в основном, урывками, причём ни разу не могла сделать эти спокойно и без посторонних.
На сегодняшний день та запись в числе других старых лент то ли при переезде, то ли в результате детских шалостей пропала.
Записана она была на скорости «19», не до конца — по нескольку песен с каждой стороны, в том числе «Охота на волков». Запись, видимо, делалась в компании, так как между песнями прослушивались какие-то разговоры. После Высоцкого что-то своё пел Клячкин.
В начале и в конце на скорости «9» было записано несколько слов Высоцкого, адресованных мне. Сначала — о том, что он исполняет давнее обещание. А после песен — несколько слов в благодарность за то, что я ему тогда сказала, за встречи — что-то в этом роде...