Однажды ОН пришел ко мне во сне. Спрашиваю, не хочет ли ОН есть? А ЕМУ почему-то захотелось супа. Я кинулся на кухню готовить суп, совершенно уверенный, что сумею, хотя раньше этого никогда не делал. И вот что-то там строгаю, а у меня не клеится. И такое страшное чувство, что не успеваю: сейчас войду в комнату, а ЕГО там нет. Так хотелось покормить ЕГО супом...
Вот это чувство неудовлетворенности не покидает меня. Оттого, что не насмотрелся, не наслушался, недообщался, недовысказался. До сих пор, пораженный какой-нибудь прежде незнакомой мне песней — будь то "Аквариум" или Башлачев, — я представляю, как сказал бы ЕМУ: "Дядя Володя, послушайте, как это здорово! Ведь это — для Вас!"
Имя ЕГО я услышал всуе. 1976 год. Я, девятилетний, переехал в Москву к отцу, работающему в Театре на Таганке главным администратором.
(Отец И. Порошина — В. Янклович. Прим. ред.)
Новые интересные люди, фильм "Зорро" в сверкающем огнями кинотеатре "Россия", удивительные Любимовские спектакли, коммунальная квартира с соседским сыном — старшеклассником Генкой. С его уст и слетела как-то эта фамилия. Обнаружив мою полную неосведомленность о существования Высоцкого, страшно пристыдил: "Да ведь твой отец работает с НИМ САМИМ!". И дал послушать "Гимнастику". Глубочайшего потрясения не произошло — впрочем, только до знакомства с "Диалогом у телевизора". Все. С той минуты детская душа предана ЕМУ навеки.
Первая встреча. Давняя мечта попасть на концерт должна была воплотиться в реальность в тот день, когда я, сидя в "Икарусе" (почему-то в громадном "Икарусе"), ждал Высоцкого и папу, ушедшего за НИМ. Ждал томительно долго... Из разговоров понял, что "Володя очень плохо себя чувствует. Вдруг пришли, у НЕГО вид совершенно больной. С кем-то поздоровался, меня не заметил. Проехали метров пятьсот. ОН говорит: "Останови!" Открывают дверь, и тут его начинает рвать. Походил-походил, вернулся. Отрезает зло: "Все, ребята, концерт надо отменять!" И вдруг, очевидно увидев мои очень жалостливые глаза, неожиданно мягко и добро говорит: "Не переживай, в следующий раз обязательно послушаешь". С тех пор я жил только в ожидании следующего раза.
И вот вместе с отцом и дядей Володей я прибыл на его невиданном "Мерседесе" в крохотный подмосковный зал. Сижу за кулисами. Концерт. Магия. Боль в груди, слезы комом в горле, безудержный смех — в общем, все! И вдруг ОН посреди выступления говорит: Я сейчас спою "Диалог у телевизора". Вообще-то не собирался, но тут мальчик маленький за кулисами специально приехал послушать эту песню..." А в перерыве (два концерта шли подряд) — накрытый столик, горячий чай, вкусные бутерброды. ОН курит только "Винстон", смеется, рассказывает. Сказка! Чудо! А на следующем концерте — опять "Про клоунов". Благодарности моей детской нет предела. ОН, оказывается, — просто добрый Бог, настоящий, живой. Не только для меня — для всех, кто ЕГО окружал.
Первый визит к НЕМУ домой. Опять мучительно долго ждал в машине... Отец только начинал работать с Володей, видимо, ему было неудобно привести меня просто так. Это уже потом я бывал почти ежедневно, жил неделями. А в первый раз поражало все. Огромная квартира, мягкая мебель невероятных размеров, цвета и мягкости (просто, наверное, это была первая мягкая мебель, которую я видел). У окна — какая-то потрясающая аудиоаппаратура, с множеством усилителей и микрофоном (интересно, зачем в квартире микрофон?). По сторонам какие-то скульптуры, как в католических храмах, на стенах множество фотографий прекрасной женщины с поразительно длинной шеей, несколько гитар. Совершенно иностранная ванная с низкой раковиной неизвестного назначения. Очень светлая кухня с яркими полотенцами на стенах, громадной куклой на чайнике, с никелированной мойкой и несметным множеством разноцветных банок из-под чая. Сам чай. Совершенно незнакомый, неземной напиток удивительного цвета и вкуса. ОН тут же, видя мое восхищение, сообщает, что сам является большим знатоком и гурманом, покупает чай в английских магазинах, составляет дивные комбинации. В тот же миг щедро отсыпает чьей-то маме чудесной смеси в громадную банку.
Володя видимо любил меня удивлять, — одаривать. Впрочем, не только меня — всех! Как-то ОН — очередной раз во Франции, а отец живет в ЕГО квартире. Среди ночи звонок — Володя из Парижа. Отец держит трубку, и в течение полутора часов только: "Ух ты! Ну да! Ух ты!" А Володя ему и про то, и про се, а особенно — про Марининого сына, который занимается новым видом карате, когда "энергия удара атакующего к нему же с удвоенной силой возвращается". А из Парижа мне прямо в театр — дивные дары: джинсовый костюм "Ливайс", такой плотный, что мог самостоятельно стоять, красные горнолыжные штаны из болоньи, высоченные кожаные сапоги, дутую куртку (за двести метров видно, что все иностранное!). Тут же в театре командует: "Надевай!" А домой — в метро. Люди на меня пялились, как на иностранного принца. Чрезвычайно приятно.
У Володи была удивительная щедрость на подарки: из каждой поездки, всем — полные чемоданы.
Последний раз приехал. Вхожу — все кресла, диваны в платьях, рубашках: для всех друзей. Огромный пакет для меня. Я пошутил, что в маленьком американском городке скупил все — и сейчас там цены подскочили. ОН очень смеялся.
Встречи с Володей — ощущение постоянного праздника, радости. ЕГО голос такой нервный и хриплый на сцене вдруг становился очень мягким, добрым и тихим. Впервые меня это поразило в бесконечном подвале-переходе Театра на Таганке, когда этот громоголосый мужчина что-то нежно шептал кому-то на ухо. Бесконечные подарки: одежда, пластинка "Алиса в стране чудес", клюшка с автографом. А незабвенная точная имитация "Вальтера" (пистолет-зажигалка), крошечная и поразительно подробная копия подводной лодки, кинжал-авторучка, — все было любовно сработано умелыми руками уголовничков. Правда, миниатюрный пистолет искуснейшей работы был запрещен для использования моим отцом, дабы не распугать учителей и одноклассников. Приходилось совместно с Володей производить выстрелы с его балкона.
Машинами ОН гордился страшно. Спрашивал небрежно: "На чем поедем купаться — на старом или на спортивном "Мерседесе"?" Володя частенько демонстрировал скорость двести километров в час, резко тормозил... Показывал, как все кнопки на дверях одновременно открываются-закрываются движением ключа, — а люк на крыше, а самонастраивающийся приемник?!. По тем временам чудеса пещеры 40 разбойников просто меркли в сравнении с таким автомобилем.
Однажды Володя с отцом приехали в интернат поздравить меня с днем рождения. Все побросали учение и сбежались "на Высоцкого и его машину смотреть", А ОН — легкий, модный, с четырьмя огромными тортами, метровой коробкой шоколадных конфет, мешком жвачки... Ну! Тут меня все — от директора до последнего хулигана — зауважали чрезвычайно (а может, напротив, невзлюбили?).