Этот сайт носит некоммерческий характер. Использование каких бы то ни было материалов сайта в коммерческих целях без письменного разрешения авторов и/или редакции является нарушением юридических и этических норм.
Обращаясь к вопросу восприятия поэзии Высоцкого и касаясь в этой связи причин снижения ее массовой популярности, одну из них я до сих пор обходил вниманием. Речь идет о широком потоке неудачно подготовленных газетно-журнальных и книжных публикаций стихов.
Думается, восторженный интерес аудитории в состоянии удержать лишь явление, встреча с которым оправдывает (а лучше — если чуть превосходит) читательские (зрительские) ожидания ("Все на свете должно превосходить себя, чтобы быть собою". Б.Пастернак).
Но бездумная эксплуатация "кассовой" темы в значительной степени нивелировала ее притягательность.
С одной стороны — массированная публикация в ориентированных на самую широкую аудиторию изданиях черновых редакций и незавершенных произведений (уместных скорее в изданиях научных).
С другой — ставшее нормой пренебрежение к авторскому слову, строфике, пунктуации (не говоря уже о таких "ненужных" аспектах, как, например, изучение авторских принципов построения подборок)...
Подобное обращение не могло не обойтись без потерь для хрупкой художественной ткани поэзии, чувствительной и к куда менее грубым вторжениям. В результате мы чаще всего читаем, так сказать, не совсем то, что писал поэт.
Открыв сборник, едва ли можно — пусть подсознательно — не испытать разочарования, хоть чуточку не охладеть к напечатанным там строкам. Это естественно: тот "Высоцкий" — не Высоцкий.
Достаточно наглядным примером сказанного выше может служить судьба текста "Дурацкий сон..."
На сегодняшний день известны две его рукописи: черновик 1971 г. (находится в шарнирном ("пружинном") блокноте между набросками к "Чести шахматной короны". Опубл: "Рукописи В.Высоцкого из блокнотов, находящихся на Западе" — К.: "Высоцкий: время, наследие, судьба", 1996. — с. 86-87) и более поздняя рабочая рукопись (первую страницу см.: Высоцкий В. Собрание стихов и песен: в 3 т.— Т. 2. — Нью-Йорк, 1988, с. 12; вторую — см.: "Высоцкий: время, наследие, судьба", № 22, с. 3). Строфы в последней записаны хаотически, а их порядок проставлен автором лишь на первой странице. И если сборник "Нерв" 1981 года издания, призванный, помимо прочего. засвидетельствовать "благонадежность" произведений поэта, особого удивления не вызывает, то объяснить вынос в финал этого стихотворения придающих ему при таком расположении откровенно фальшивое звучание строк:
...Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
Но скажут мне: "Пой в унисон —
Жми, что есть духу!.."
И я пойму: вот это — сон,
Который в руку!
(как и саму такую реконструкцию 3-й строки этого четверостишия) во всех прочих изданиях можно объяснить в лучшем случае невниманием к рукописям, содержащим такие наброски упомянутой строфы (а также и соседних):
а) Когда пою я в унисон,
Не зол, не грустен,
Бывает стыдно, как за сон,
В котором струсил. (Черновик)
б) Когда спою я в унисон,
Бодр и не грустен,
Мне будет стыдно... (Поздняя рук.)
в) И пели бодро, в унисон,
И было стыдно, как за сон,
В котором струсил. (Там же).
Кстати, именно с процитированных последними строк началась работа автора над итоговым текстом.
(Он содержит варианты в строках 41: Коль этот сон — виденье мне; 51: И я пойму — Пойму я, что; вот этот сон — вот это сон / что это сон; 54: Дойти = Шагнуть. На мой взгляд, "Дойти" возникло как результат исправления автором слова "Пойти". Квадратными скобками выделены конъектуры пропущенных автором слов).
Всеволод КОВТУН
Дурацкийсон, как кистенём,
Избил нещадно:
Невнятно выглядел я в нём
И неприглядно.
Во сне [и] лгал, и предавал,
И льстил легко я...
А я [ведь] не подозревал
В себе такое.
Ещё сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но — мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкал [ись] веки — и оно
Возобновлялось:
Я не шагал, а семенил,
На ровном брусе
Ни разу ногу не сменил —
Труси́л и тру́сил.
Я перед сильным — лебезил,
Пред злобным — гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Да это бред — я свой же стон
Слыхал сквозь дрёму!..
Но это мне приснился он,
А не другому.
Очнулся я, [и] разобрал
Обрывок стона,
И с болью веки разодрал,
Но облегчённо.
И сон повис на потолке,
И распластался.
Сон — в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине
Холодной дрожью:
Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль это сно-виденье мне —
Ещё везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня?
Нет — быть не может!
Но вспомню — и всего меня
Перекорёжит.
Но скажут мне: «Пой в унисон —
Жми, что есть духу!»
И я пойму: вот этот сон,
Который в руку!
«Или — в костёр!» Вдруг нет во мне
Дойти к костру сил?
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
А после скажут: «Он вполне
Всё знал и ведал»,
Мне будет мерзко, как во сне,
В котором предал.